Показать сообщение отдельно
  #6  
Старый 06.11.2006, 22:16
Аватар для roninr
roninr roninr вне форума
Почетный
 
Регистрация: 25.10.2005
Сообщений: 219
По умолчанию

Глава 11.
БОГИ В ИЗГНАНИИ

Однако, хотя смертные и одержали над богами победу, не имеющую
прецедентов в мифологических системах других народов, им не удалось
полностью подчинить их себе. Потерпев поражение на поле боя, племя богини
Дану нисколько не утратило своих божественных атрибутов, благодаря которым
бывшие боги могли либо помогать людям, либо причинять им зло. "Велика была
сила и власть Дагды, - говорится в трактате, дошедшем до нас в составе
Лейнстерской книги, - над сынами Мила; сохранилась она и после покорения
Ирландии, ибо боги лишили людей молока и зерна, так что смертным пришлось
заключать мир с Дагдой. Лишь после этого, заручившись поддержкой богов, они
смогли собирать урожай и пить молоко от своих коров". В основе этого
странного договора лежало представление о том, что, хотя боги Туатха Де
Данаан и удалились в подземное царство, они должны были получать от своих
преемников дары и приношения. В стихотворении, приписываемом Диннсенхусу из
Маг Слехт, говорится, что

С самого начала
Правленья доблестного Эремона
Здесь поклонялись идолам.
Так было Вплоть до прихода Патрика из Махи [1].

[1] См. главу 4 - "Религиозные верования древних бриттов и друидизм".

Лишившись реальной власти над земле, боги отправились на поиск нового
пристанища. Они даже устроили совет, но его участники разделились на два
лагеря. Некоторые боги хотели отрясти со своих осиротевших ног прах Ирландии
и отправиться за море на поиски блаженных краев, затерянных в неведомой
дали. Там, на крайнем западе, не доступный никому, кроме немногих избранных
смертных, находился остров, своего рода гэльский мифический аналог места
вечного блаженства бриттов. Вспомним Теннисона:

...тот остров - Авильонская долина,
Где не бывает ни дождей, ни снега,
Ни даже ветра резкого. Она
Лежит в лугах медвяных и садах
И с морем радугой обручена [1].

[1] Теннисон А. Королевские идиллии. Странствия Артура.

Короче, это край вечного наслаждения и отдохновения, называемый в
разных источниках по-разному: Тир Таирнигириб ("Земля обетованная"), Маг
Мелл ("Равнина блаженства"), Тир-нам-Бео ("Страна [вечной] жизни"),
Тир-на-Ог ("Страна молодости") и Хай-Брезал ("Остров Врезала"). Кельтская
мифология буквально переполнена описаниями красот и чудес этой волшебной
страны, предания и легенды о которой никогда не умирали в памяти поколений.
Хай-Брезал постоянно фигурировал на старинных картах как реально
существующий остров, так что некоторые первооткрыватели испанских морей были
убеждены, что наконец-то нашли его, дав вновь открытой стране название
Бразилия. Впрочем, любители старинных преданий утверждают, что зоркий
наблюдатель, если только он запасется терпением и будет долго-долго, не
отрываясь, глядеть на запад с крайней западной оконечности Ирландии, может
(разумеется, если ему посчастливится) увидеть далеко-далеко на западе
очертания южных островов Эдема, лежащих в темно-пурпурных сферах морей.
Главным из этих "небожителей-эмигрантов", конечно же, почитается
Мананнан Мак Лир. Хотя ему на долю и выпал жребий отправиться далеко за
море, он не упустит случая побывать в Ирландии. Согласно старинной поэме
датируемой VII веком, к нему присоединился древнеирландский король Бран, сын
Фебала, сопровождавший Мананнана в его плавании в земной рай и обратно. Бран
плыл на лодке, а Мананнан правил колесницей, гребням волн, и пел:

Бран сказочно красив, скользя
В челне своем по зеркалу морей.
А я в своей любимой колеснице
Лечу по волнам, словно по цветам.

О, как сверкает море
Прозрачное под Брановым челном!
А я несусь по сказочной равнине
В заветной двухколесной колеснице!

Бран видит пред собой
Бесчисленные волны на просторе,
А предо мной лежат луга Маг Мон [1]
И красные цветы бутоны клонят.

Везде, куда ни кинет Бран свой взор,
Коньки морские весело играют,
А там, в краю Мананнана Мак Лира,
Ручьи текут вином и медом.

В сиянье, в коем утопаешь ты,
Морская пена блещет и белеет,
Но золотом и багрецом цветет
Земля, простертая передо мною.

Лососи вылетают из утробы
Морей, распахнутых перед тобой,
Они - телята глупые, ягнята,
Что дружелюбно тешатся друг с другом.

И хоть возница колесницы
Цветов немало видит на Маг Мелл [2]
Он видит и коней на той равнине.
Которых ты не в силах разглядеть.

....................

Как по верхушкам сказочного леса,
Челнок твой мчится по волнам.
Да-да, волшебный лес плодовый
Плывет под днищем твоего челна.

Тот дивный лес -в бутонах и плодах,
Готовых брызнуть соком и вином,
О, лес тот увядания не знает,
И золотом горит его листва.

[1] Маг Мон - Равнина Игр
[2] Маг Мелл - Равнина Блаженства

И после этой поистине уникальной поэтической формулировки философского
и мистического учения о том, что все сущее, при всем невообразимом
разнообразии его форм и образов, восходит к единой сущности, Мананнан
продолжает рассказывать Брану о всевозможных красотах и блаженствах
кельтского Элизиума. Однако были и другие боги - точнее говоря, их оказалось
куда больше, чем "небожителей-эмигрантов", которые не пожелали покидать
землю Ирландии. Поэтому им было необходимо найти для себя новое пристанище,
и их король, Дагда, решил выделить каждому богу, остающемуся в Ирландии, по
сидху. Эти сидхи представляли собой курганы, или искусственные холмы, каждый
из которых имел особые врата, ведущие в подземное царство бесконечного
наслаждения и невиданной роскоши, что вполне соответствовало примитивным
представлениям древних кельтов. До нас дошло описание одного из таких
сидхов, который Дагда взял себе и которым обманным путем завладел его
собственный сын Оэнгус. Этот сидх был своего рода образцом для всех
остальных. Под ним росли пышные яблони, на которых никогда не переводились
яблоки, там всегда было два поросенка, один из которых - живой, а другой -
уже зажаренный, и, кроме того, неиссякаемый запас эля. Желающие могут
побывать в Ирландии и запросто наведаться в гости к богам, ибо до наших дней
сохранилось немало таких сидхов. Местонахождение их хорошо известно, и
древняя традиция паломничеств, можно сказать, никогда не прерывалась. Так,
Лир получил Сидх Фионнахаидх, известный в наши дни под названием "Холм
белого поля", находящийся на возвышенности Фуад неподалеку от Ньютаут
Гамильтон в графстве Армагх. Бодб Диргу достался сидх, названный его
собственным именем, то есть Сидх Бодб, находящийся чуть южнее от Портумны в
Голвэе. Мидхир получил сидх в Бри Лейт, носящий в наши дни название Слив
Голри, что неподалеку от Ардагха в графстве Лонгфорд. Сидх Огмы носил
название Эйркелтрэй. Лугу выделили сидх Родрубан. Сыну Мананнана, Илбхриху,
достался Сидх Эас Аэдха Руаидх; сегодня это курган Маунд Муллахши неподалеку
от Баллишеннона в Донегале. Фионнбхар получил курган Сидх Мидха, ныне
носящий название "Кнокма" и расположенный в пяти милях к западу от Туама;
там Фионнбхар, сделавшись со временем королем эльфов, как рассказывают
местные жители, живет и сегодня. Известны обители и других, менее
значительных богов. Для себя самого Дагда отвел целых два кургана; оба они
находятся неподалеку от реки Бойн в Мите, и лучшим из них, безусловно,
является знаменной Бруг-на-Бойн. Таким образом, никто из богов клана Туатха
Де Данаан не остался без приюта. Никто, кроме одного...
Именно в те времена гэльские боги получили имена, под которыми они
известны нам и сегодня, например, Аэс Сидхи, "Люди из холма", или, в более
кратком варианте, Сиди. Каждый бог или гном именуется Фер-Сидхи, "мужчина из
холма", а богиня - Бин-Сидхи, то есть "женщина из холма", или банши
популярных народных преданий. Наибольшей известностью среди таких холмов,
населенных гномами и феями, пользуются холмы в пяти милях от Дрогхеды. Холмы
эти сохранили до наших дней имена богов Туатха Де Данаан, хотя они считаются
уже не обителями этих древних божеств, а их могильными курганами и
усыпальницами. На северном берегу реки Бойн высятся семнадцать курганов, три
из которых - Кноут, Доут и Ньюгрэндж - заметно больше остальных. Последний
из них сохранился лучше прочих; его диаметр достигает 300 футов [1], а
высота - 70 футов; на вершине холма устроена своею рода платформа шириной
120 футов в поперечнике. В кургане проводились археологические раскопки, в
ходе которых в нем были найдены древнеримские монеты, золотые украшения,
медные булавки и железные кольта и ножи. Увы, мы уже никогда не узнаем, что
еще было скрыто в нем в древности, поскольку Ньюгрэндж, так же и Кноут и
Доут, еще в IX веке был беззастенчиво разграблен датскими гробокопателями.
Проникнуть в курган можно через квадратный портал, каменная кладка которого
украшена причудливым орнаментом из переплетающихся спиралей. За порталом
начинается каменный подземный ход длиной более 60 футов, постепенно
расширяющийся и ведущий во внутреннюю камеру с коническим куполом высотой
около 20 футов. По сторонам этой центральной камеры устроены неглубокие
ниши, в которых находятся овальной формы чаши, вытесанные из каменных глыб.
Огромные плиты, из которых сложено это древнее сооружение, украшены такими
же спиральными орнаментами, что и портал.

[1] 1 Фут=0,48 см (прим. перев.).

Происхождение этого изумительного доисторического монумента остается
загадкой; существует предположение, что его воздвиг некий народ, обитавший в
Ирландии еще до прихода кельтов. Глядя на величественные руины Нью-грэндж,
начинаешь понимать строки старинного ирландского поэта Мак Ниа, дошедшие до
нас в составе Баллимотской книги:

Взгляни на Сидх, стоящий пред тобою,
И ты поймешь, что это - царский дом,
Построен в древности могучим Дагдой;
Поистине, сей холм - дворец чудес.

Однако с именем самого Дагды принято связывать не Ньюгрэйндж и даже не
Кноут или Доут, а совсем другой сидх. Это - небольшой курган на берегу реки
Бойн, известный под названием "Могила Дагды". В старинном стихотворении,
датируемом XI веком, говорится, что боги Туатха Де Данаан использовали холмы
(ирл. бруги) в качестве усыпальниц. Именно в ту эпоху мифология Ирландии бы
переосмыслена в качестве своего рода духовной истории страны. Поэма,
получившая название "Хроника гробниц" не только упоминает "Монумент Дагды" и
"Монумент Moрриган", но и прямо указывает места погребения таких персонажей,
как Огма, Этэйн, Кэйрбр, Луг, Боанн и Оэнгус.
Кстати, сегодня мы склонны воспринимать образ Оэнгуса далеко не в столь
мрачном свете. В самом деле, в одной из старинных историй, сохранившихся в
составе Лейнстерской книги, он предстает куда более живым персонажем.
Оказывается, когда боги делили между собой cидхи, "Сына Молодости" на месте
не оказалось: он где-то странствовал. Вернувшись, он тотчас потребовал у
своего отца, Дагды, отдельный сидх для себя. Дагда отвечал, что все сидхи
уже розданы и свободных больше не осталось. Оэнгус запротестовал было, но
что он мог поделать? Честным путем - ничего, а вот с помощью хитрости - все,
что угодно. Хитрец Оэнгус сделал вид, что покорился судьбе, и принялся
умолять отца, чтобы тот позволил ему остаться в сидхе Бруг-на-Бойн
(Ньюгрэйндж) всего на один день и одну ночь. Дагда тотчас согласился,
вероятно, радуясь в душе, что так легко выпутался из столь затруднительного
положения. Однако, когда день и ночь миновали и он пришел напомнить Оэгусу,
что пора и честь знать, тот наотрез отказался уходить из кургана. В свое
оправдание он заявил, что ему было позволено остаться здесь на день и ночь,
а ведь именно дни и ночи и составляют вечность; поэтому он имеет полное
право остаться в этом сидхе навечно. Логика, прямо скажем, для современного
сознания не слишком убедительная, но Дагда, как гласит предание, вполне
удовлетворился таким объяснением. Он покинул лучший из своих дворцов,
оставив его во владение сыну, который с радостью обосновался в нем. Именно
тогда этот холм и получил название Сидх, или Бруг "Сына Молодости".
После этого эпизода Дагда практически перестал играть сколько-нибудь
заметную роль в истории племени богини Дану. Мы узнаем, что именно тогда
состоялся совет богов, на котором было решено избрать нового правителя. На
вакантный трон царя было достаточно претендентов: Бодб Дирг, Мидхир, Илбрих,
сын Мананнана, Лир и сам Оэнгус, хотя последний, как гласит легенда, не
испытывал особого желания стать правителем, поскольку предпочитал вольную
жизнь бремени царских дел и забот. Боги Туатха Де Данаан принялись обсуждать
кандидатуры претендентов, и в результате долгих дебатов их выбор пал на Бодб
Дирга, что объясняется тремя причинами: во-первых, его собственным желанием,
во-вторых, волей его отца, Дагды, и, в-третьих, тем, что он был старшим
сыном Дагды. Остальные участники совета богов поддержали это решение - все,
кроме двух. Мидхир наотрез отказался отдавать Бодб Диргу залог, как того
требовал обычай, и удалился со своими приверженцами в "пустынный край в
окрестностях горы Маунт Лейнстер в графстве Кэрлоу, а Лир, рассерженный не
меньше его, ушел в Сидх Фионнахаидх, отказавшись признать нового царя и тем
более повиноваться ему.
Причину столь резкого неудовольствия Лира и Мидхира понять нелегко, ибо
оба они принадлежали к верховным богам кельтов. Куда легче объяснить причину
безразличного поведения Оэнгуса. Он ведь был своего рода гэльским Эротом, и
у него и без того хватало увлечений. В ту пор предметом его страсти была
девушка, явившаяся ему однажды ночью во сне и тотчас исчезнувшая, как только
он простер было руки, чтобы обнять ее. Весь следующий день, говорится в
истории под Названием "Сон Оэнгуса", входящей в состав манускрипта XI века,
Оэнгус наотрез отказывался от пищи. Следующей ночью бесплотная леди опять
явилась ему и даже пела и играла на арфе. Весь следующий день Оэнгус опять
ничего не ел. Так продолжалось целый год, и Оэнгус весь истаял от любви, так
что от него осталась лишь тень. Наконец врачеватели Туатха Де Данаан собрали
совет и заявили бедняге, что эта страсть может плохо кончиться для него. В
ответ Оэнгус попросил послать за его матерью, Боанн, и когда та явилась, он
поведал ей о своей несчастной любви и обратился к ней за помощью. Боанн
поспешила к Дагде и принялась умолять его, чтобы тот, если он не хочет,
чтобы его сын так и умер от неразделенной страсти, недуга, который не могут
исцелить ни снадобья Диан Кехта, ни магические чары Гоибниу, помог найти эту
злополучную красавицу из сна. Увы, Дагда сам уже не мог ничего поделать, но
отправил гонца к Бодб Диргу, и новый царь богов разослал повеление всем
младшим божествам Ирландии тотчас начать поиски возлюбленной Оэнгуса. Ее
пришлось искать еще целый год, и наконец печальный влюбленный получил
весточку, в которой говорилось, что, если он хочет увидеть предмет своей
страсти, пусть он поспешит взглянуть на ту самую деву из сна. Оэнгус
бросился в указанное место и тотчас узнал ее, хотя ее и окружали трижды
пятьдесят нимф. Звали эту деву Гэр, она была дочерью Этала Анубала, сидх
которого находился в окрестностях Уамана в Коннахте Бодб Дирг потребовал,
чтобы отец отдал ее в жены Оэнгусу, но тот заявил, что он не властен
распоряжаться ее судьбой. Она была девой-лебедью, пояснил он, и каждый год
на исходе лета отправлялась со своими подругами-спутницами на озеро,
именуемое "Драконья Пасть", на берегах которого они и превращались в
лебедей. Получив отказ, Оэнгус решил терпеливо ждать этого волшебного
превращения и отправился на берег озера. Там он вновь увидел Гэр в окружении
трижды пятидесяти лебедей: она тоже превратилась в лебедь, сохранив всю свою
прелесть и чистоту. Оэнгус заговорил с ней, признался в любви и назвал свое
имя, и гордая красавица пообещала стать его невестой, если он тоже
превратится в лебедя. Оэнгус тотчас согласился, и дева, признеся волшебное
слово, превратила пылкого влюбленного в белого лебедя, и они вспорхнули и
полетели рядом. Поднявшись в небо, они направились... к своему сидху, в
котором вновь приняли человеческий облик и, вне всякого сомнения, жили
счастливо и долго, как только могут жить столь изменчивые бессмертные
существа, как языческие божества.
Тем временем племя богини Дану сильно разгневалось на Лира и Мидхира.
Бодб Дирг пошел войной на Мидхира, засевшего в своем сидхе, и в ожесточенной
войне с обеих сторон пали многие боги. Что же касается Лира, то против него
новый царь богов не пожелал воевать, поскольку между ними существовала
давняя дружба. Бодб Дирг много раз пытался вернуть прежнее расположение
Лира, посылая ему разные подарки, но его старание долго оказывалось
безуспешным.
Наконец, к великой скорби морских божеств, умерла жена Лира. Как только
Бодб Дирг узнал эту весть, он тотчас направил к Лиру гонца, предложив ему в
жены одну из своих приемных дочерей - Аобх, Аоифе и Эйлбх, дочерей Эйлиолла
из Аррана. Тронутый этим, Лир решил навестить царя в его собственном сидхе,
а заодно и взять в жены Аобх. "Она самая старшая из сестер, а значит, и
самая родовитая", - рассуждал он. Царь с радостью поженил их и устроил в
честь новобрачных пышный пир, а затем отпустил приемную дочь в обитель мужа
- Сидх Фионнахаидх.
Аобх не обманула ожиданий Лира, родив ему четверых детей. Первой у них
родилась дочь Фионуала, а затем - сын, названный Аэдом. Еще два сына были
близнецами; их звали Фиахтра и Конн; но вскоре после родов Аобх умерла.
Тогда Бодб Дирг предложил Лиру в жены другую приемную дочь, и тот
остановил свой выбор на второй из сестер - Аоифе. Каждый год Лир с Аоифе и
четырьмя детьми от первой жены отправлялись на установленный Мананнаном
"Пир", который проводился по очереди в разных сидхах. И четверо его малышей
стали настоящими любимцами племени богини Дану.
Однако сама Аоифе оказалась бездетной и начала ревновать Лира к детям,
опасаясь, что он любит их больше, чем ее. Задумав недоброе, она сперва
надеялась, что они умрут, а затем стала искать случая погубить их. Сначала
она попыталась уговорить слуг убить малышей, но те наотрез отказались. Тогда
она отвела детей к озеру Лейк Дарвра (сегодня оно носит название Лох
Дерраваргх в Вест Мите) и послала их в воду, якобы чтобы помыться. Дети
послушно пошли, а она, прочитав магическое заклинание, коснулась каждого из
них волшебной палочкой друидов и превратила в лебедей.
Но хотя Аоифе и была способна изменять облик людей, превращая их в
другие существа, она не могла лишать их разума и дара речи. Фионуала, став
лебедью, принялась грозить мачехе гневом Лира и Бодб Дирга, которые покарают
ее, как только узнают об этом злодеянии.
Аоифе ожесточила сердце свое и отказалась расколдовать детей. Тогда,
потеряв всякую надежду, дети Лира спросили ее, как долго она намерена
продержать их в таком виде.
- Для вас самих было бы лучше, - отвечала мачеха - если бы вы не
спрашивали меня об этом, но раз так, я вам все скажу. Вы проведете в таком
виде триста лет на озере Лейк Дарвра, другие триста лет - на море Мойл [1],
лежащем, между Эрином и Альбои, и еще триста лет - на Иррос Домнанн [2] и
острове Глора в Эррисе [3]. Однако у вас будет и несколько утешении в
скорбях. У вас сохранится человеческий разум, и вы не будете страдать от
сознания, что вас превратили в лебедей, и вместо этого станете петь такие
нежные и чистые песни, которых вы никогда бы не услышали в этом мире.

[1] Теперь - Северный пролив.
[2] Полуостров Эррис в Мало.
[3] Небольшой островок у побережья Белмуллета.

Сказав это, Аоифе ушла, бросив детей на произвол судьбы. Возвратившись
к Лиру, она рассказала ему, что с детьми на Лейк Дарвре произошел несчастный
случай и они утонули.
Однако Лир не поверил ее словам и поспешил к озеру, чтобы попытаться
найти следы малышей. Там, у самого берега, он увидел четырех лебедей,
разговаривавших друг с другом человеческими голосами. Когда он подошел
поближе, лебеди вышли из воды навстречу ему. Они поведали отцу обо всем, что
сделала с ними Аоифе, умоляя вернуть им их прежний облик. Однако магическая
сила Лира оказалась не столь всемогущей, как у его жены, и он ничего не смог
поделать.
Столь же бессильным оказался и Бодб Дирг (к которому Лир тотчас
обратился за помощью), несмотря на свой громкий титул царя богов. Никто на
всем свете не мог исправить или изменить злодеяние Аоифе. Однако ее
следовало сурово наказать за это, Бодб приказал своей приемной дочери
предстать перед ним и, когда та явилась, велел ей принести клятву в том, что
она будет говорить только правду, и спросил, "какое существо из всех сущих
на земле под землей вызывает у нее наибольшее омерзение и в кого она более
всего не хотела бы превратиться". Аоифе поневоле пришлось признаться, что
более всего она боится сделаться демоном воздушных стихий. И тогда Бодб Дирг
прикоснулся к ней волшебной палочкой, и Аоифе с воплем поднялась в воздух,
превратившись в того самого демона.
Все боги Туатха Де Данаан отправились к озеру Лейк Дарвра, чтобы
взглянуть на бедных четырех лебедей. Сыны Мил Эспэйна тоже услышали об этом
и тоже отправились к озеру, ибо незадолго до этого утихла давняя вражда
между богами и смертными. Такие походы к озеру стали ежегодными праздниками,
но по истечении первых трехсот лет детям Лира пришлось покинуть Лейк Дарвру
и перебраться на море Мойл, чтобы провести там вторую часть своего изгнания.
Итак, лебеди попрощались с людьми и богами и улетели. С тех пор сыны
Мил Эспэйна приняли закон, по которому отныне и навечно никто в Ирландии не
должен причинять никакого вреда лебедям. Дети Лира в бурном море Мойл ужасно
страдали от стужи и сырости, а более всего - от одиночества. За все долгих
триста лет изгнания им лишь однажды удалось повидать своих старых друзей.
Целое посольство клана Туатха Де Данаан, возглавляемое двумя сыновьями Бодб
Дирга, прибыло повидаться с лебедями и рассказать обо всем, что случилось на
земле Эрина за время их отсутствия.
Наконец томительное изгнание окончилось, и лебеди отправились на Иррос
Домианн и Иннис Глору, чтобы провести там последний этап своей ссылки. Как
раз в это время в Ирландию пришел святой Патрик, навсегда положивший конец
власти древних богов и их заклятий. Боги были изгнаны и уничтожены, и дети
Лира получили свободу и поспешили вернуться в родные места. В их родной Сидх
Фионнехаидхе царила мерзость запустения, ибо сам Лир пал от руки Каоилте,
кузена Финна Мак Kумала (см. главу 15 - "Финн и фианы").
В конце концов, после долгих и тщетных поясков оставшихся в живых
сородичей, дети Лира прекратили попытки найти их и вернулись в Иннис Глору.
Там у них остался друг, Одинокий Журавль из Инниски [1], который жил на этом
острове с самого сотворения мира и наверняка останется на нем до самого
Судного дня. Однако на этот раз на острове никого не оказалось, пока однажды
там не появился некий незнакомец. Незнакомец поведал им, что он - не кто
иной, как св. Кемхок [2], и что он слышал об их печальной истории. Он тотчас
повел детей в свою церковь, изложил им сущность новой веры, и они приняли
веру Христову и пожелали восприять крещение. Оно окончательно разрушило
древние языческие чары, и дети опять обрели человеческий образ. Увы, после
этого они предстали друг другу дряхлыми, согбенными стариками. На месте
прекрасных лебедей стояли три древних старца и сгорбленная старуха. Вскоре
они скончались, и св. Кемхок, еще недавно крестивший их, похоронил их всех в
одной могиле.

[1] Инниски - остров у побережья Майо Его одинокий журавль был одним из
"Чудес Ирландии" и долгое время являлся объектом местных суеверий.
[2] Эга знаменитая легенда, "Судьба детей Лира", не встречается в
старинных манускриптах. Впервые она упоминается в рукописях начала XVII
века.

Однако, рассказывая эту историю, мы пропустили целых девятьсот лет -
период более чем значительный даже для истории богов. Поэтому нам придется
вернуться назад, если не к дням Эремона и Эбера, сынов Мила и первых королей
Ирландии, то уж, во всяком случае, к началу христианской эры.
В то время верховным королем Ирландии был Эохаидх Эйремх, правивший в
Таре; его вассалами были такие монархи, как Конхобар Мак Несса, правитель
Красной Ветви Ольстера, Ку Рой Мак Дэйр, король Мунстера, Месгедра, король
Лейнстера, и Эйлилл, правивший Коннахтом вместе со своей знаменитой супругой
- королевой Медб.
Незадолго до этого, правда, в царстве богов, Оэнгус Сын Молодости
похитил Этэйн, жену Мидхира. Он посадил ее в стеклянную беседку, которую
повсюду возил с собой, запретив Этэйн покидать это укрытие из опасения, что
Мидхир может забрать ее у него. Тем не менее гэльский Плутон все же сумел
узнать, где находится его жена, и стал строить планы возвращения жены, но
случилось так что у самой Этэйн появилась соперница, которая сумела отвлечь
Оэнгуса от бдительной охраны беседки и тем самым освободила ее прелестную
пленницу. Однако, вместо того чтобы вернуть несчастную богиню Мидхиру, жена
коварно превратила ее в муху и повелела ей взлететь в воздух, где та
оказалась во власти ветров и бурь.
Спустя семь долгих лет сильный порыв ветра принес бедняжку на крышу
дома Этэйра, одного из вассалов Конхобара, устроившего званый пир.
Несчастная муха, то есть бедная Этэйн, через трубу дымохода спустилась в
дом, оказалась в камине и без сил шлепнулась прямо в золотом кубок с пивом,
который собралась выпить жена хозяина дома. И женщина по рассеянности
проглотила Этэйн вместе с пивом.
Однако это означало для Этэйн не гибель - ибо боги вообще не способны
умереть, - а начало новой жизни. Вскоре после этого Этэйн родилась вновь, на
этот раз - дочерью жены Этэйра, и никто не знал, что она - из рода
бессмертных. Повзрослев и став девушкой, она превратилась в первую красавицу
Ирландии.
Когда ей исполнилось двадцать лет, слава о ней долетела и до верховного
короля, и тот прислал послов взглянуть - действительно ли она так прекрасна,
как рассказывает о ней молва. Послы, увидев ее, вернулись к королю и
принялись расточать ей самые громкие похвалы. И тогда Эохаидх решил сам
посетить девушку. Его визит к ней описан в предании, дошедшем до нас в
составе Эгертонского манускрипта, относимого к XV веку, хотя сама эта
история, конечно, восходит к гораздо более ранним источникам. Итак:
"Она держала в руке сверкающий серебряный гребень, гребень тот был
украшен золотом, а рядом с ней стояла большая серебряная чаша для умывания,
на которой были изображены четыре райские птицы, а по краям сверкали
небольшие яркие геммы. На красавице была свободная пурпурная мантия, под
которой виднелось еще более нарядное одеяние, украшенное вышивкой и
серебряной бахромой; верхняя мантия была скреплена на груди золотой
брошью-застежкой. Еще на деве красовалась длинная туника с капюшоном,
позволяющим свободно покрывать голову. Она была из зеленого шелка, и ее
украшала вышивка красными и золотыми нитями; рукава туники были схвачены на
запястьях золотыми и серебряными браслетами дивной красоты, так что видевшие
ее еще издали замечали сияние зеленого шелка и золота. На голове у нее
красовались две витые косы золотистых волос, каждая из которых была сплетена
из четырех косичек, и на конце каждой из них сверкало по золотому шарику.
Рядом с красавицей стояла девушка-служанка, помогавшая ей распустить волосы,
ибо та собиралась мыть голову и как раз продела руки в короткие рукава
накидки. Руки у девы были ослепительно белыми, словно снег, выпавший с
вечера, а щечки сияли румянцем, словно цветы наперстянки. Зубки у девы были
мелкими и сверкали, словно жемчужинки. Очи ее сияли голубизной, словно то
были не очи, а гиацинты. Губы ее были розовыми и нежными; белою и атласной
была кожа на плечиках девы. Мягкою и упругой была кожа у ней на запястьях;
пальчики были длинными и ослепительно белыми, а ноготки розовели и сверкали,
словно жемчужины. Шея у девы была белоснежной, как пена морская; длинной и
стройной была она и лоснилась, как шелк. Белыми и округлыми были колени
красавицы, а лодыжки - прямыми, словно плотничья линейка. Ножки красавицы
были стройны и белы, как пена морского прибоя; очи так и сверкали, а брови
были ночи черней и переливались муаровой чернью, словно панцирь жука. Не
бывало на свете девы прекраснее, чем она, и более достойной чистой любви;
стоило только увидеть ее, как все тотчас понимали, что она - из их же
созданий, что обитают в курганах или пещерах фей". Король тоже пленился ею,
взял ее в жены, и увез с собой в Тару.
Случилось так, что у короля был брат по имени Эйлилл. Увидев Этэйн, он
был настолько поражен, что в нем вспыхнула непреодолимая страсть; он даже
заболел от любви и был близок к смерти. Как раз в это время Эохаидх совершал
свой королевский обход всей Ирландии. Уезжая, он оставил брата - о причинах
его болезни он даже не догадывался - на попечение своей жены, Этэйн,
приказав ей ухаживать за больным, а если тот скончается - похоронить его с
подобающими почестями и воздвигнуть на его могиле резной камень с памятной
надписью. Этэйн поспешила к брату короля. Она спросила его о причине его
внезапной болезни. Больной сначала заговорил загадками, но затем,
привлеченный ее ласковым обхождением и не и силax более сдерживаться,
признался королеве в своей страстной любви к ней. То, как он описывает
страдания неразделенной любви, - это поистине лирический шедевр невероятного
напряжения духа "Это ближе собственной кожи, - воскликнул он. - Это совсем
как бой с собственной тенью и оглушает, словно бурный поток. Это - оружие в
пучине морской. Это - страсть, ждущая отклика" Под словами "оружие в пучине
морской" поэт имел в виду, что любовь подобна одному из тайных сокровищ
богов в царстве Мананнана, ибо столь же чудесна и недостижима, как они.
Этэйн обуревали противоречивые чувства, но в конце концов она, по
наивной доброте душевной, решила, что, хотя она и не испытывает любви к
Эйлиллу, она не вправе равнодушно смотреть на то, как он умирает от страсти
к ней, и пообещала принадлежать ему. Здесь мы должны понимать, что она
действовала под влиянием своей божественной природы, презирающей добро и зло
и движимой только наслаждениями или страданиями. В этой связи надо особо
отметить, что в кельтской мифологии этот, мягко говоря, извращенный взгляд
на проблемы морали является превалирующим как среди богов Туатха Де Данаан,
так и среди смертных. И те, и другие совершенно равнодушны к моральной
стороне дела.
Так вот, Этэйн назначила Эйлиллу свидание в небольшом домике подальше
от Тары, ибо ей вовсе не хотелось совершать столь "блистательное
преступление" в королевском дворце. Однако Эйлилл накануне назначенного дня
внезапно заснул глубоким сном и так и не пришел на свидание. Тем не менее на
свидание к Этэйн все же пришло некое создание, принявшее его образ. Оно
весьма холодно поговорило с королевой, посетовало на болезнь и поспешно
откланялось. Когда Эйлилл и королева увиделись вновь, ситуация коренным
образом изменилась. В волшебном сне, в который погрузился Эйлилл, его
несчастная любовь к королеве бесследно улетучилась. Этэйн, в свою очередь,
поняла, что, помимо обычных событий, существуют и некие загадочные явления,
остающиеся для нее совершенно непонятными.
Однако вскоре все объяснилось само собой. Существом, являвшимся к
королеве в образе Эйлилла, был не кто иной, как Мидхир, ее собственный
супруг в мире богов Туатха Де Данаан. На этот раз он предстал перед ней в
своем настоящем облике, прекрасный, облаченный в роскошные одежды, и
напомнил Этэйн, кто она на самом деле и что в мире богов она по-прежнему
остается его супругой. Он просил ее покинуть короля и вернуться вместе в ним
в сидх возле Бри Лейт, но Этэйн наотрез отказалась.
- Неужели ты думаешь, - отвечала она, - что я решусь бросить верховного
короля и уйти невесть куда с человеком, о имени и доброте которою я могу
судить лишь по его собственным словам?
Бог удалился, решив выждать более удобный момент. Однажды, когда король
Эохаидх, как обычно, восседал на своем троне, в зал дворца вошел незнакомец.
Он был одет в пурпурную тунику, волосы его сверкали золотом, а глаза сияли
как свечи.
Король приветствовал eго:
- Кто ты, чужестранец?- произнес он. Я тебя что-то не узнаю.
- Зато я давно знаю тебя, - отвечал незнакомец.
- Тогда как твое имя?
- О, оно не столь громкое, как твое, король. Я - Мидхир из Бри Лейт.
- Зачем ты пришел к нам?
- Чтобы предложить тебе сыграть партию в шахматы!
- Тогда знай, что я сильный игрок, - отозвался король, пользовавшийся
славой лучшего шахматиста во всей Ирландии.
- Я уверен, что обыграю тебя. - возразил Мидхир.
- Видишь ли, шахматная доска, как на грех, находится в покоях королевы,
а она еще спит, - заметил король.
- Ну, это не беда. - отвечал Мидхир. - Я как раз прихватил с собой
шахматную доску. Она ничуть не хуже твоей.
С этими слонами он достал доску и показал ее королю, который вынужден
был признать, что его гость сказал правду. Шахматная доска Мидхира была
сделана из серебра и украшена драгоценными камнями, а фигуры из чистого
золота.
- Ну, начинай! - обратился Мидхир к королю.
- Я никогда не играю без ставок, - возразил тот.
- И какова же должна быть ставка? - удивленно спросил Мидхир.
- Какой угодно, - отвечал король.
- Прекрасно! - воскликнул Мидхир. - В таком случае проигравший должен
будет отдать победителю все, что тот у него ни потребует!
- Да, такая ставка вполне приличествует короля согласился Эохаидх.
Они сыграли партию, и Мидхир проиграл. Как они и договаривались,
Эохаидх потребовал от него, чтобы Мидхир и его вассалы проложили дорогу
через всю Ирландию. Тот согласился, и король сам наблюдал за тем, как идут
работы, как слуги Мидхира запрягают быков в упряжки, укрепляя ярмо не на
рогах животных, как это обычно делали гэлы, а на плечах, что было гораздо
крепче. Король тотчас перенял этот способ, за что и получил прозвище Эйремх,
что означает "Пахарь".
Спустя год Мидхир возвратился и опять предложил королю сыграть в
шахматы на таких же условиях. Эохаидх охотно согласился, и они сели за
доску. Однако на этот раз король проиграл.- Я мог бы обыграть тебя и в
первый раз, но не захотел,- заявил Мидхир. - и вот теперь слушай. Твоя
ставка - Этэйн,твоя королева.
Донельзя изумленный король, который уже не мог отказаться от своего
слова, попросил Мидхира подождать один год. Тот согласился и заявил, что
вернется через год в тот же самый день. Эохаидх посовещался со своими
верными воинами,, и они решили в назначенный Мидхиром день до самого заката
никого не пропускать в королевский дворец. Дело в том, что Эохаидх решил,
что если Мидхир не сумеет заполучить Этэйн в назначенный день, значит, его
обещание теряет силу.
И вот в заветный день воины сомкнули ряды у дверей дворца, но внезапно
оказалось, что Мидхир уже проник в зал. Он встал рядом с Этэйн и запел
сложенную специально для нее песню, в которой описывались прелести жизни
cpeди богов в недрах заколдованных холмов.

О госпожа! Пойдешь ли ты со мною
В ту сказочную, дивную страну,
Где волосы людей сверкают златом,
А кожа их бела, как первый снег?

Там не бывает скорби и печали,
И зубки там у всех - как жемчуга;
Там брови словно ночь, глаза - как звезды,
И на щеках у всех не вянет наперстянка.

Там на лугах прекрасные цветы
Пестрят, как яйца черного дрозда;
Как ни прекрасны долы Инисфэйла, [1]
Им не сравниться с нашими лугами!

Хоть инисфэйлский эль и кружит голову,
Наш эль гораздо крепче и пьяней;
И лишь моя страна достойна восхищенья -
У нас не знают старости и смерти.

В стране моей журчат и плетут реки,
Текущие то медом, то вином;
О, наш народ не ведает позора,
Любовь его чуждается греха.

Мы видим обитателей земли,
А нас из них никто не может видеть;
Туман Адамова грехопаденья
Не позволяет им увидеть нас.

О госпожа, пойдем в мои дивный край,
Где золотом заблещут твои косы.
Свинина, пиво, молоко и эль -Bсе ждет нас в изобилии. Пойдем!

[1] Инисфейл - одно из поэтических названий Ирландии.

Затем Мидхир поклонился Эохаидху и объявил, что он пришел забрать с
собой Этэйн, как они уговаривались. И пока король со своими воинами
бессильно взирали на него, Мидхир положил руку на плечо своей избранницы, и
они вместе исчезли. После этого со всех находившихся в заде слетели
волшебные чары, и король с воинами бросились к дверям, но увидели в их
проеме лишь двух улетающих лебедей.
Однако король не захотел уступить богу. Он разослал гонцов во все концы
Ирландии, чтобы узнать, не появлялась ли там Этэйн, но его посланцы
вернулись ни с чем: им так и не удалось отекать ее. Наконец один из друидов,
по имени Дадан, с помощью магических знаков огам, начертанных на тисовых
стенах, узнал, что королева скрывается в Бри Лейт - сидхе Мидхира. Эохаидх
тотчас поспешил к сидху со всем своим войском и приказал воинам начать
раскопки, чтобы проникнуть в обитель богов, своего рода порталом которого и
был тот самый холм-сидх. Мидхир, подобно греческому богу Аиду, о котором
рассказывается в "Илиаде", насмерть перепуганный тем, что земля вот-вот
раскроет свое чрево и в его владения проникнет солнечный свет, послал к
Эохаидху пятьдесят прекрасных дев-фей, каждая из которых была точь-в-точь
вылитая Этэйн. Но король потребовал выдать ему настоящую королеву, и
Мидхиру, чтобы спасти свой сидх, пришлось в конце концов отпустить ее. Так
она и прожила до конца своих дней во дворце короля Ирландии.
Однако Мидхир не забыл нанесенного ему оскорбления. Он решил выждать
целых три поколения, потому что у потомков Эохаидха и Этэйн были наследники
мужского пола. Наконец, в четвертом поколении у них не было сыновей, а
родилась только дочь, названная в честь своей прародительницы - Этэйн. У
этой второй Этэйн родилась дочь по имени Месс Буахалла, у которой, в свою
очередь, был сын Конэйр, по прозвищу Мор, что означает "Великий" Мидхир и ею
вассалы-боги сплели вокруг Конэйра сеть судьбы, попав в которую он и его
люди погибли жестокой смертью.
История, в которой рассказывается о смерти Конэйра, представляет собой
одну из наиболее древних и варварских легенд среди всех преданий Ирландии, а
по величественной мощи полета воображения древних бардов она вообще не имеет
себе равных. В этой поистине огромной легенде история Этэйн и Мидхира
выполняет роль некоего введения, или, как это называется по-ирландски,
приомскела, то есть "вступительной истории", что указывает на глубокую
древность описываемых в ней событий.
В истории о Конэйре впервые упоминается о законе или обычае гейса,
игравшем с тex пор весьма и весьма важную роль в ирландских легендах, в
которых нарушение гейса или его игнорирование очень часто становилось
поворотным моментом в трагическом развитии сюжета. Слово гейс, или, в другом
варианте, гис, означает запрещение, табу, некий магический запрет, нарушение
которого неизбежно влекло за собой несчастье или даже смерть каждого
ирландского вождя и вообще сколько-нибудь значительного персонажа
существовали свои собственные гейсы, относящиеся непосредственно к нему,
которые он не мог нарушать. Такие гейсы иной раз могли вызывать ассоциации с
кодексом рыцарской чести; так, у Диармэйда, к которому обратилась Грайнне,
моля вырвать ее из рук Финна, был особый гейс: никогда не оказывать
покровительства женщине. Иной раз такие гейсы могли носить совершенно
фантастический или откровенно суеверный характер; так, например, Конэйру
один из его гейсов запрещал двигаться по дороге вслед за тремя всадниками в
красном; он также не имел права убивать птиц (это объясняется тем, что его
главным тотемом была птица). Гейс Фергуса, одного из героев Ольстера,
заключался в том, что он не имел права отказываться от приглашения на пир.
что и послужило причиной "Трагедии сынов Усны" (см. главу 14 "Старинные
гэльские истории о любви"). Не вполне ясно, как именно возникали такие
гейсы, кто их налагал на героев и как те узнавали, в чем именно заключается
их личный гейс. По всей видимости, это было прерогативой друидов. Тем не
менее такие запреты рассматривались как безусловно обязательные, и самые
худшие беды и несчастья, которые только могли обрушиться на людей, считались
следствием нарушения гейсов. Первоначально эти запреты, вне всякого
сомнения, имели своей целью установить некую магическую связь между
человеком и потусторонним миром.
Дочь Этэйн, Этэйн Ойг, вышла замуж за Кормака, короля Ольстера. Она
родила мужу только одну дочь. Разгневанный бесплодием жены и озабоченный
отсутствием наследников, король отправил Этэйн в ссылку и приказал бросить
ее дочь в яму (темницу). "И тогда двое его рабов бросили девочку в яму, а
она на прощанье улыбнулась им ласковой улыбкой". После этого рабы просто не
смогли оставить девочку на верную смерть; они решили отнести ее к пастуху
Этерскела, короля Тары, который удочерил и воспитал ее, так что со временем
"она стала искусной вышивальщицей, и во всей Ирландии не было королевны
прекрасней ее". Отсюда, кстати, происходит и ее имя, Месс Буахалла, что
означает "приемное дитя пастуха".
Опасаясь, чтобы девушку не узнали, пастух поселил ее в домике без окон,
в котором было одно-единственное отверстие в крыше. Однако один из
любопытных приближенных короля Этерскела набрался смелости, взобрался на
крышу, заглянул в это отверстие и увидел самую прекрасную девушку во всей
Ирландии. Он тотчас рассказал обо всем королю, который приказал проделать в
стене проем, через который можно было взглянуть на красавицу. Дело в том,
что король этот тоже был бездетным, и к тому же один из друидов поведал ему
пророчество о том, что некогда незнакомая дева неведомого племени родит ему
сына. Увидев ее, король воскликнул:
- Это - та самая дева, о которой говорится в пророчестве!
Перед самым ее освобождением к Месс Буахалле наведался Немглан, бог
птиц, проникший к ней сквозь то же отверстие в крыше. Спорхнув прямо на пол,
он сбросил с себя одеяние из перьев и предстал перед девой прекрасным
юношей. И та, как и Даная, и Леда, и Этлин, дочь Балора, воспылала любовью к
богу. Перед тем как попрощаться, Немглан поведал деве, что скоро она выйдет
замуж за короля, но родит своему возлюбленному из клана Туатха Де Данаан (то
есть, другими словами, самому Немглану) сына, наречет ему имя Конэйр и
строго запретит ему охотиться на птиц.
Так появился на свет Конэйр. Повзрослев, он стал мудрым и благородным
юношей, и его усыновил местный лорд по имени Деса, трое правнуков которого
были в детстве любимыми друзьями Конэйра. Их звали Ферли, Фергар и Ферроган,
и Конэйр, гласит предание, очень любил их и охотно делился с ними мудростью.
Тем временем король Этерскел скончался, и предстояло выбрать его
преемника. Его старший сын не унаследовал трона и титула, на которые имел
полное право; дело в том, что клан решил выбрать королем самого одаренного и
умного представителя королевского рода. В легенде рассказывается, что выборы
происходили посредством гадания. Для этого был устроен "бычий пир": клан
заклал могучего быка, и гадатель должен был "съесть его внутренности и
выпить мясной отвар", а затем отправиться спать, причем во время сна над ним
должны быть прочитаны магические заклинания. Тот, кого он увидит во сне, и
должен стать королем. Итак, гадатель заснул и громким голосом воскликнул,
что видит обнаженного мужчину, идущего в Тару, который держит камень в
праще.
Бычий пир был устроен в Таре, но Конэйр в это время вместе с тремя
приемными братьями играл на равнине Плэин Лиффи. Затем они расстались, и
Конэйр направился в Дублин, но внезапно увидел на дороге стаю огромных птиц
с удивительно красивым оперением, переливающимся всеми цветами радуги Он
помчался за ними на своей колеснице, но птицы ускользали от наконечника его
копья и улетали все дальше и дальше, не позволяя ему приблизиться к ним Так
продолжалось до тех пор, пока они не оказались на берегу моря Туг Конэйр
спрыгнул с колесницы, выхватил пращу и попытался было поразить их, но птицы
неожиданно превратились в вооруженных воинов и двинулись на него, угрожающе
поблескивая мечами и копьями. Однако один из них поспешил прикрыть его своим
щитом и заявил:
- Я - Немглан, король птиц твоего отца; тебе же было запрещено убивать
птиц, и все, кого ты здесь видишь, - твои родичи
- До нынешнего дня я не знал этого, - отвечал Конэйр.- Сегодня ночью
отправляйся в Тару, - продолжал Немглан. - Там состоится бычий пир, на
котором тебя выберут королем. Запомни: обнаженный мужчина, который перед
самым рассветом окажется на дороге, ведущей в Тару, и будет держать в руке
пращу с камнем - "именно он станет королем"
Послушавшись его, Конэйр сбросил с себя одежду и нагим побрел ночью по
дороге, ведущей в Тару, в окрестностях которой вожди зорко вглядывались в
темноту, пытаясь заметить человека, о котором говорилось в пророчестве
гадателя. Увидев Конэйра, они поспешно бросились нему, одели его в лучшие
одежды, привели в Тару в королевский дворец и провозгласили новым королем.
Затем Конэйру вручили длинный список гейсов, который, как гласит
предание, составил для него Немглан. "Правление птицы должно быть
благородным, - сказал тот, - а поэтому - вот твои гейсы:

Ты не должен обходить Тару справа, а Бреджию [1] - слева,
Ты не должен охотиться на злобных зверей из Керны.
Ты не должен покидать Тару каждую девятую ночь.
Ты не должен спать в доме, в котором после заката горит огонь, и в
доме, огонь в котором виден со двора.
Ты не должен следовав за тремя всадниками в красном, в сторону дома
Красного.
Во время твоего правления не должно случиться никаких грабежей и
похищений.
Ни один мужчина и ни одна женщина не должны входить после заката в дом,
в котором ты будешь находиться. Ты не должен вмешиваться в спор, вспыхнувший
между двумя твоими рабами.

[1] Бреджия была обширной равниной, находившейся к востоку от Тары,
между реками Бойн и Лиффи.

Наконец Конэйр вступил на престол, и начало его правления было отмечено
прекрасной погодой и богатым урожаем, что всегда ассоциировалось с
правлением доброго короля. В порты Ирландии то и дело прибывали иностранные
корабли. Каждую осень на дубах поспевало столько желудей, что свиньи бродили
по колено в них. В реках кишмя кишела рыба. "Во время его [Конэйра]
правления в Эрине не было совершено ни одного преступления, и для жителей
Эрина голос короля звучал слаще звона струн лютни. Начиная с середины и
весны и вплоть до самой середины осени никакой ветерок не тревожил коровьих
хвостов".
Однако волнения все же были, причем - с самой неожиданной стороны.
Конэйр быстро покончил с грабежами и разбоем, и это очень не понравилось
трем его сводным братьям, которые были прирожденными разбойниками. Творя
злые дела на путях гордыни и властолюбия, они в конце концов были пойманы с
поличным, когда их руки еще были обагрены кровью жертвы. Однако Конэйр не
стал приговаривать их к смерти, как того требовал простой народ, а просто
решил обезопасить от них свое королевство. Братья были высланы из Эрина, и
им было приказано отправиться за море и, если пожелают, продолжать свои
набеги там. В изгнании они встретили другого вождя, Ингкела Кеха, то есть
Одноглазого, сына короля Британии присоединились к его отряду и вместе с ним
напали на крепость, в которой а это время гостили отец Ингкела а также его
мать и братья. В ту же ночь вся королевская семья была перебита. После этого
Ингкел, в свою очередь, предложил братьям напасть на земли Эрина, и они,
собрав в свою дружину разбойников и всякий сброд, в том числе и семерых
Манов, сынов Эйлилла и Медб из Коннахта, а также Ферли, Фергара и Феррогана,
совершили набег на Ирландию, захватив земли у побережья Дублина возле Хоата.
Тем временем Конэйр, под влиянием происков его недоброжелателей из
клана Туатха Де Данаан, стал нарушать один за другим свои гейсы. Так, он
вмешался в ссору между двумя своими слугами в Мунстере, а возвратившись в
Тару, увидел, что все ее окрестности объяты заревом и окутаны дымом пожаров.
Король и его приближенные решили, что это грабит столицу войско, вторгшееся
с севера, и чтобы поскорее освободить ее от насильников, Конэйр со своим
отрядом поспешил обойти Тару с правой стороны, а затем обогнуть равнину
Бреджия с левой. Однако, как оказалось, и зарево, и дым пожарищ на самом
деле были лишь наваждением, иллюзией, вызванной чарами богов Tyaтхa Де
Данаан, которые сосредоточили все свои силы на том, чтобы погубить
неугодного короля. На пути к Бреджии Конэйр начал было преследовать "злобных
зверей из Керны", которых на самом деле не было, "но так ничего и не увидел
до тех пор, пока не прекратил погоню".
Затем Конэйр решил где-нибудь переночевать и обнаружил, что он
находится неподалеку от приюта Да Дерги, лорда Лейнстера. Приют этот дал
название одной из знаменитых песен бардов - "Разрушение приюта Да Дерги". Во
время прибытия Да Дерги в Тару Конэйр успел породниться с ним и поэтому
посчитал себя вправе воспользоваться законом гостеприимства и обратиться к
новому родственнику. Да Дерга жил в огромном доме с семью дверьми,
находившейся неподалеку от современного Дублина, скорее всего - в
Доннибруке, на большой дороге, ведущей в город с юга. И когда его отряд
направился к этому приюту, произошел странный случай: Конэйр увидел впереди
себя трех всадников, облаченных в красные одежды и скакавших на конях
красной масти. Король тотчас вспомнил свой гейс о "трех всадниках в красном"
и послал вдогонку за ними гонца с повелением вернуться и уступить дорогу. Но
хотя гонец едва не загнал коня, ему так и не удалось приблизиться к трем
красным всадникам ближе чем на бросок боевого копья. Тогда он крикнул, что
король повелевает им вернуться, но один из всадников, обернувшись и смерив
его насмешливым взглядом, с издевкой посоветовал гонцу поспешить в "приют,
где его ожидают важные новости". Узнав об этом, король вновь и вновь посылал
гонцов за всадниками, обещая им большую награду, если те пропустят короля
вперед и не будут маячить перед ним. Наконец один из них пропел грозное
магическое заклинание: "О сын мой! У нас важные вести... Измучились кони, на
коих мы скачем, - кони из сказочных пещер. Хотя мы и живы, мы уж давно
мертвы. Сын мой, какие грозные знаки: головы сложить, стервятников
накормить, воронов угостить, смертельный удар получить, лезвия мечей кровью
живой обагрить... Видишь - щиты пробиты насквозь на закате. Горе, о сын мой,
горе!" После этого всадники поскакали вперед, соскочили со своих красных
коней, привязали их у входа в приют Да Дерги и, войдя в него, уселись
напротив дверей. Кстати сказать, "Дерга" означает "Красный". Таким образом,
оказалось, что Конэйр скакал по дороге следом за тремя всадниками в красном
в сторону дома Красного. "Увы, - печально заметил Конэйр, - получается, что
я в один вечер нарушил все свои гейсы.
С этого момента история Конэйра приобретает характер сверхъестественной
и мистической притчи, что, согласно логике ее автора-барда, указывает на
приближение развязки. Наступила ночь, и на берегу Дублинского залива
высадился разбойничий отряд Ингкела. Грабители еще издали услышали
приближение королевской кавалькады и послали сотоварища, отличавшегося
острым зрением, взглянуть, что там такое. Вернувшись, тот рассказал, что
вслед за Конэйром в приют вошел многочисленный отряд хорошо вооруженных
воинов. Затем раздался громкий скрежет. Ингкел спросил Феррогана, что бы это
могло быть. Оказалось, что это воин-великан Мак Кехт бьет кремнем о железо,
спеша высечь искру и развести огонь, чтобы приготовить ужин для короля.
"Боже! И зачем только король оказался здесь этой ночью! - воскликнули сыны
Десы. - Какая досада, что он попал в руки врагов". Однако Ингкел тотчас
напомнил им, что он в свое время помог им расправиться со своим собственным
отцом и братьями и что теперь они не вправе отказываться участвовать в
нападении на короля в приюте, которое он давно задумал. Свет от костра,
разведенного Мак Кехтом. помог отряду разбойников: они заметили блеск
металлических спиц на колесах колесниц, стоявших у дверей приюта. Так был
нарушен еще один гейс Конэйра.
Ингкел со своими подручными сложили большую пирамиду из камней. Каждый
из разбойников положил в нее по камню, так что в итоге получился памятный
знак в честь будущей битвы и в то же время своего рода счеты, для подсчета
числа убитых. Дело в том, что каждый ocтавшийся в живых после битвы забирал
свой камень обратно.
Теперь место действия опять переносится в приют, куда прибыл
королевский отряд, намеревавшийся переночевать там. К дверям подошла
незнакомая женщина и, постучав, попросила впустить ее. "Голени у нее были
длинными, словно брусья ткацкого станка, и черными, как панцирь жука-оленя.
На ней была серая шерстяная накидка. Ее волосы ниспадали до самых колен. Рот
ее был перекошен на один бок, к самому уху". Это была сама Морриган, богиня
смерти и разрушения клана Туатха Де Данаан. Перегнувшись через порог, она
злобно поглядела на короля и его воинов.
- Послушай, женщина, - заговорил Конэйр. - ты ведьма-пророчица, скажи,
что нас ждет.
- Вас ждет беда, - отвечала та, - знайте, что ни одна крупица вашей
плоти не сможет покинуть дома, в который вы сами пришли, кроме того, что
унесут в когтях стервятники.
Затем Морриган опять попросила впустить ее. Конэйр заявил, что его гейс
запрещает ему впускать в свой дом после заката одинокого мужчину и одинокую
женщину.
- Ну что ж, - вздохнула та, - раз в доме короля для бедной женщины не
найдется ни угла, ни постели, ни куска хлеба, значит, все эти блага будут
отняты у него и переданы кому-нибудь более достойному и родовитому.
- Раз так, впустите ее, - приказал Конэйр, - впустите, хоть это и будет
нарушением гейса.
Далее в предании следует длинный, блестящий пассаж с описанием того,
как сам Ингкел отправляется разузнать, что происходит в приюте. Заглянув
украдкой в дом сквозь колеса колесниц, он тотчас запомнил все и, вернувшись,
описал сынам Деса облик и вооружение каждого из принцев и воинов из
ближайшего окружения Конэйра, а Ферроган и его братья сразу же узнали их и
сообщили ему, чем каждый из них может быть особенно опасен в предстоящем
сражении. Это - Кормак, король Ольстера, честный и доблестный правитель; эти
трое чернокожих мужчин в черных одеждах - воины-пикты; этот грозный муж с
блестящими волосами - управляющий самого короля, мигом прекращающий любые
раздоры: стоит ему только возвысить голос, как наступает полная тишина, так
что слышно даже упавшую иголку; и помощники у него под стать ему самому -
все как на подбор ростом с мельничный жернов. Там - грозный воин Мак Кехт;
когда он лежит на спине, его полусогнутые ноги напоминают два холма, глаза
похожи на озера, нос - на горный кряж, а его огромный меч сверкает, словно
река на солнце. Рядом с Конэйром - трое его сыновей; золотоволосые, в
шелковых одеждах, любимцы всего королевского двора; им свойственны "манеры
девушки-невесты, сердца любящих братьев и свирепость Медведей". Услышав о
них, Ферроган разрыдался и не смог справиться с собой, пока не кончилась
ночь. Кроме них, в приюте были и трое фоморов поистине ужасного вида, и
Коналл Кирнах со своим кроваво-красным щитом, и Дуфтах Ольстерский со своим
волшебным копьем, которое в паузах между битвами приходилось держать в
отваре из усыпляющих трав, чтобы оно не вспыхнуло на древке и не усвоило
вокруг настоящую резню. Тут же были и трое великанов с острова Мэн, которым
взрослые жеребцы едва доставали до лодыжек. Странный, неземной колорит
проступает и в описании трех обнаженных фигур, повисших на веревках под
самым потолком: это - дочери Бадб (второе имя старухи Морриган, богини
воины), "три ужасных создания", которые, как весьма загадочно сказано в
повести, "получают раны и гибнут в каждом бою". По всей вероятности, они
представляют собой призрачные существа, этакие олицетворения войны и смерти,
видение которых дано только Ингкелу. Весь дом и все его многочисленные покои
переполнены воинами, виночерпиями, музыкантами, играющими на всевозможных
инструментах, шутами и фокусниками, показывающими разные чудеса, а сам Да
Дерга со своими слугами подает гостям съестное и хмельные напитки. Сам
Конэйр описан так: "Он обладал решительностью и энергией истинного короля и
мудростью, необходимой для совета, одеяние, которое я видел на нем,
клубилось, словно туман в майский день, и было прекрасней и четче всех
прочих нарядов". Подле короля красовался его меч с золотой рукоятью, на
треть выдвинутый из ножен, так что приоткрытое лезвие сверкало и искрилось,
словно луч света. "Это был самый добрый, благородный и мудрый правитель из
всех, когда-либо приходивших в сей мир; это был Конэйр, сын Этерскела...
поистине, доброта и мягкость этого спящего героя не знали границ, пока его
влекли к себе подвиги чести и доблести. Но если бы его мужество и отвага
успели проснуться в нем, как в героях Эрина и Альбы, бывших с ним рядом в
доме, разрушение не стало бы столь долгим и полным... конец его правления
был печальным".
Тогда Ингкел и сыновья Десы бросились в атаку и обнаружили приют.
- Тише вы там!-- воскликнул Конэйр. - Что это такое?
- Герои в своих покоях, - проговорил Коналл Кирнах.
- Для них здесь найдутся воины, - отозвался Конэир.
- Видно, они понадобятся уже этой ночью, - подхватил Коналл.
Тем временем один из сыновей Десы первым ворвался в приют. Голова его
тотчас слетела с плеч и выкатилась обратно за порог. В приюте вспыхнул было
пожар, но воины Конэйра тотчас потушили его вином и прочими напитками, какие
только нашлись в доме. Конэийр и его воины тотчас бросились вперед, мигом
сокрушив добрую сотню нападавших, так что разбойники на какой-то миг
заколебались. Но тут Конэйр, бывший прекрасным и непобедимым воином,
почувствовал страшную жажду и не мог продолжать битву, пока не напьется.
Дело в том, что нападавшие, по совету своих волхвов, перекрыли реку Доддер,
npoтекавшую прямо под приютом, а все напитки, имевшиеся там, ушли на тушение
пожара.
Король, буквально умиравший от жажды, попросил Мак Кехта принести ему
хоть глоток воды, и великан бросился к Коналлу спросить - сбегает ли тот за
водой сам или останется прикрывать короля, пока он. Мак Кехт, отправится за
водой
- Предоставь нам самим защищать короля, - отвечал Коналл, - и поспеши
на поиски воды, ибо он попросил достать ее именно тебя
Тогда Мак Kexт, схватив золотую чашу короля, опрометью бросился из
дома, топча уворачивавшихся врагов, и помчался искать воду. Тем временем
Коналл, Кормак Ольстерский и другие герои тоже ринулись вперед, разя и
сокрушая врагов. Одни из них были ранены и с трудом присоединились к
маленькому отряду, оборонявшему приют, а другие сумели пробиться сквозь
плошое кольцо нападавших. Коналл, Сенха и Дуфтах бились рядом с Конэйром до
самого конца, но Мак Кехт все никак не возвращался. Наконец Конэйр умер от
жажды, и трое героев, бросившись на врагов, вырвались из кольца, израненные,
изнемогающие и истекающие кровью".
Тем временем Мак Кехт громадными скачками носился по Ирландии в поисках
воды. Но, увы, феи и эльфы, эти олицетворения стихийных сил природы, наглухо
напечатали все источники, и он нигде не мог найти воду. Мак Кехт попытался
было набрать воды в Кесэйрском ключе в Уитлоу, но напрасно; он бросился к
большим рекам, Шэннону и Слэйни, Банну и Бэрроу, но они исчезали из виду,
едва только он приближался к ним. Озера также не давали ему воды. Наконец он
отыскал в Роскоммоне одно oзepo. Лох Гара, не успевшее вовремя спрятаться от
него, и набрал полную чашу воды. Наутро он вернулся в приют со своей
драгоценной добычей, стоившей таких громадных трудов, но обнаружил, что все
защитники были перебиты, а двое нападавших даже затеяли между собой драку за
голову Конэйра. Мак Кехт одним ударом отрубил голову одному из них, а в
другого, пытавшегося было убежать, унося с собой голову Конэйра, метнул
огромную каменную глыбу; Ройник умер на месте, а Мак Кехт, подняв голову
несчастного короля, влил ей в рот воду из чаши. И голова ожила и заговорила,
поблагодарив героя за этот прощальный подвиг.
Через какое-то время на поле боя появилась женщина. Она увидела, что
Мак Кехт лежит без сил, истекая кровью.
- О женщина подойди ко мне, - позвал ее Мак Кехт.
- Я не смею тронуться с места, - отвечала та, - ибо ужасно боюсь тебя,
грозный воин.
Но он продолжлал умолять ее, проговорив:
- Видишь ли, я не знаю, кто там - овод, муха или равен - пьет мою кровь
и грызет рану...
Приглядевшись женщина увидела огромного волка, по самые плечи
вгрызшегося в рану героя. Она схватила его за хвост и потянула прочь, так
что у того вмиг оторвались челюсти.
- Поистине, - заметила женщина,- если это и муравей, то из Страны
Великанов.
Мак Кехт тотчас схватил волка за горло, а другой рукой ударил его в
лоб, так что тот издох на месте.
Конец этой истории исполнен поистине героического напряжения. Коналл
Кирнах, как мы уже знаем, после смерти короля сумел прорваться сквозь кольцо
врагов и поспешил в Тетлин. Там он увидел своего отца, Аморгина, в саду
перед его дуном. На руке Коналла, в которой он держал щит, было трижды по
пятьдесят ран oт копий. Герой вернулся в Татлин с половинкой щита, мечом и
сломанными копьями.
- Да, ловки волки, так отделавшие тебя, сынок, - заметил отец.
- Всему виной, о почтенный герой, злоба и старинная вражда между нами,
воинами, - отвечал Коналл.
- А твой господин жив? - спросил Аморгин.
- Увы, его больше нет среди живых, - отозвался сын.
- Клянусь богом, как клянутся все славные воины Ольстера: тот трус и
предатель, кто покидает поле боя живым, оставив своего господина в лапах
смерти.
- Взгляни, почтенный герой: на моих ранах еще не высохла кровь, -
возразил Коналл. Он показал отцу свою истерзанную руку, со следами трижды
пятидесяти ран от копий. Другая рука, не прикрытая щитом, была сплошь из
рублена, изрезана и окровавлена и не отделилась от тела героя лишь благодаря
его крепким сухожилиям. - Да, эта рука недавно потрудилась на славу, сын,
мой, - заметил Аморгин.
- Да, это правда, - отвечал Koннал Победоносный- Многих она напоила
смертным вином нынче ночью у врат приюта.
Так кончается история Этэйн, разгрома Страны Фей и их беспощадной мести
праправнуку Верховного короля Эохаидха.

Глава 12.
ИРЛАНДСКАЯ ИЛИАДА

Эбер и Эремон, сыновья Мил Эспэйна и победители богов, открывают собой
новый ряд персонажей гэльских преданий - ранних ирландских
королей-"милесиан". И хотя монахи-хронисты не жалели усилий, пытаясь явить
реальную историческую основу в преданиях о героях, они выглядят столь же
мифическими, как и бoги клана Туатха Де Данаан. Первым из них, имевшим
наименее ощутимую связь с действительными событиями, Тайгермас, правивший
спустя добрую сотню лет nocле прихода сынов Мил Эспэйна. Он был из числа тех
repoeв, которых принято именовать "королями - носителями культуры", и сыграл
для Ирландии примерно такую роль, какую сыграл Тесей для Афин или Минос для
Крит. В годы его правления на острове появилось девять новых озер, и целых
три реки вырвались из подземных глубин, чтобы напоить своей водой Эрин. Под
его покровительством жители Эрина научились выплавлять золото, делать
роскошные украшения из золота и серебра и окрашивать ткани в самые разные
цвета. Согласно легенде, он таинственным образом исчез вместе с тремя
четвертями своих воинов во время друидического моления перед идолом Кромм
Круахом на поле Маг Слехт. По словам Диннсенхуса Маг Слехт,

Явился Тайгермас,
Тот самый принц-правитель Тары,
На Хэллоуин со множеством людей;
Но дело плохо кончилось для них.

И пали люди Банбы,
Не проявив ни мужества, ни силы,
Вкруг Тайгермаса, что явился с севера,
Жестоко поплатившись за почитанье Кромм Круаха.

Как я узнал от стариков,
За исключеньем четверти последней,
Никто из гэлов, в западню попавших,
Не вырвался живым из пасти смерти.

В образе Тайгермаса мы, по всей вероятности, имеем дело с великим
мифическим королем, который, как, впрочем, и аналогичные персонажи в истории
и мифологии большинства народов мира, знаменует собой окончание собственно
мифологической эпохи и открывает новую эру, для которой характерны образы,
имеющие уже не божественный, а скорее апокрифический статус.
Однако, несмотря на официальное почитание богов клана Туатха Де Данаан,
установленное Эремоном, мы видим, что наиболее ранние цари и герои Ирландии
обращались с этими богами весьма свободно, если не сказать фамильярно. Так,
Эохаидх Эйремх, верховный король Ирландии, считался наиболее подходящим
поклонником для богини Этэйн и смог отвергнуть домогательства бога Мидхира,
этого гэльского Плутона (см. главу 11, "Боги в изгнании"). А современники
Эохаилха - Конхобар Мак Несса, король Ольстера, Ку Poй Мак Дэйр, король
Мунстера, Месгедра, король Лейнстера, и Эйлилл и Медб, король и королева
Коннахта - оказывались вовлеченными в любовные интриги и военные подвиги
обитателей сидхов.
Все эти персонажи второго гэльского цикла (посвященного героям Ольстера
и особенно их великому богатырю Кухулину), по утверждению ирландских
преданий, жили в самом начале христианской эры. Так, знаменитый Конхобар, по
преданию, страшно разгневался, когда узнал о смерти Христа.
Однако такие свидетельства представляют собой несомненные интерполяции,
внесенные в первоначальный текст христианскими монахами-переписчиками.
Большинство ученых придерживаются иной точки зрения, согласно которой
легендарными персонажами кельтских героических циклов являются не реальные
люди, а боги. Однако в таких эпосах стороны нередко могут меняться местами.
Итак, были ли король Конхобар и его ольстерские богатыри, Финн и его фианы,
король Артур и его рыцари реальными людьми, жившими в глубокой древности,
образы которых со временем обрели атрибуты богов, или все они, напротив,
представляют собой древнейшие божества, поменявшие имена и утратившие свой
божественный статус, чтобы стать более близкими для своих почитателей,
живших в более позднюю эпоху? История это или чистая мифология? По всей
вероятности - и то и другое. Имя Кухулин вполне мог носить один из реальных
гэльских воинов, однако весьма подозрительно, что он во многом похож на бога
Солнца, который, по преданию, был его отцом. Король Конхобар, прежде чем
стать небожителем, точнее - гэльским богом неба, вполне мог быть реальным
вождем одного из кланов ирландских кельтов. Впрочем, это та же самая
проблема, с которой мы сталкиваемся при изучении героических преданий
Древней Греции и Рима. В самом деле, кто такие Ахилл, Агамемнон, Одиссей,
Парис, Эней? Боги это или все-таки люди? Поэтому давайте будем называть их -
независимо от того, имеем ли мы дело с греческими или троянскими героями,
богатырями Красной Ветви, или спутниками гэльского Финна или Артура у
бриттов, - полубогами. Даже в этом случае они резко отличаются от старинных
богов, статус которых был гораздо выше.
В самом деле, ничто не мешает нам называть их полубогами, поскольку
богатыри Красной Ветви были потомками клана Туатха Де Данаан. Кухулин,
величайший герой Ольстерского цикла, занимает особое положение, поскольку с
материнской стороны он был правнуком Дагды, а отцом его, по преданию,
считался Луг Длинные Руки. Его матерью была Дехтире, дочь Маги, дочери "Сына
Молодости" Оэнгуса; она приходилась единокровной сестрой королю Конхобару и
в знаменитой Лейнстерской книге названа богиней. Не менее высокое и знатное
происхождение имели и все прочие центральные персонажи. Поэтому,
неудивительно, что в старинных манускриптах все они именуются земными богами
и богинями; так, в Книге Бурой Коровы Конхобар называет себя земным богом
Ольстера.
Термин "земные" относится лишь к сфере их действия, тогда как сами их
поступки носили явно сверхчеловеческий характер. В самом деле, по сравнению
с более скромными подвигами героев "Илиады" их деяния скорее напоминали
подвиги гигантов. Там, где греческие воины побеждают десятки врагов, их
кельтские собратья ведут счет убитых на сотни. После своих славных подвигов
они возвращаются домой настолько разгоряченными, что от их прикосновения
закипает вода. Придя на пир, они в один присест поедают целых быков, запивая
их бочками меда. Предаваясь военным забавам, они одним ударом своих любимых
мечей отсекают вершины огромных холмов. Сами боги не в силах совершить
большего, и нетрудно понять, почему в те давние времена не только сыны богов
благосклонно взирали на дочерей смертных и находили их прекрасными и
достойными своей любви, но и бессмертные богини не отличались излишней
гордыней и нередко заключали браки со смертными мужами.
Ко времени создания Ольстерского цикла некоторые стародавние божества
уже успели забыться и изгладиться из памяти. По крайней мере, они в нем не
упоминаются. Почивший Нуада отдыхает в Грианане Эйлехском. Огма спит вечным
сном в Сидх Эйркетрай, а Дагда, отодвинутый на задний план своим собственным
сыном Оэнгусом, почти не вмешивается в дела Эрина, и в последний раз мы
слышим о нем как о... главном поваре Конэйр Мора, мифического короля
Ирландии. Зато неистовая Морриган ничуть не утратила своей неукротимости,
вдохновляя на бой людей или героев-полубогов с той же страстью, с какой
вселяла воинственный дух в сердца племени богини Дану в битве при Маг
Туиред. Боги, чаще всего появляющиеся в цикле Красной Ветви Ольстера, - это
те же самые существа, которые действовали в незапамятной древности. Луг
Длинные Руки, Оэнгус из Бруга, Мидхир, Бодб Дирг и Мананнан сын Лира - все
это славные божества, отодвинутые на задний план историей, главные роли в
которой играют теперь смертные персонажи. Однако для восполнения утраты
некоторых ключевых божественных персонажей древнего пантеона был значительно
повышен сакральный статус других богов более низкого ранга. Так, члены клана
богини Дану приобрели все черты и атрибуты богов подземного царства. В
частности, гоблины [1], духи и демоны воздушных стихий, собирающиеся во
время битвы над полем боя, объединены в Лейнстерской книге под общим
названием Туатха Де Данаан.

[1] Гоблин - домовой в кельтской мифологии (прим. перев.)

Что касается фоморов, то эти персонажи утратили свои прежние имена,
хотя их и сегодня считают обителями морских глубин, которые время от времени
совершали разбойничьи набеги на побережье, вступая в бой с героями-вассалами
Конхобара, правителя Эмайн Махи.
Этот, говоря современным языком, административный центр, традиционным
местоположением которого считается обширное доисторическое укрепление, так
называемый Наван Форт, в окрестностях Армагха, был древним центром Ольстера,
границы которою простирались значительно дальше к югу, до берегов реки Бойн.
Правитель этого укрепления собрал вокруг себя такую плеяду выдающихся
ирландских воинов, которой не знала земля Эрина ни в прежние, ни в
последующие времена. Эти воины называли себя "Богатырями Красной Ветви", и
среди них не было ни одного, кто не являлся бы знаменитым героем. Однако все
они кажутся всею лишь карликами по сравнению с исполинской фигурой Кухулина,
имя которого означает "Пес Куланна". Один исследователь назвал его
"ирландским Ахиллом", другие усматривают в нем черты гэльского Геракла. Как
и Ахилл, Кухулин был общепризнанным героем своего народа, непобедимым в бою,
и его "ранняя смерть повергла в скорбь множество людей". Подобно Гераклу,
его жизнь представляла собой непрерывный ряд волшебных подвигов и деяний.
Однако это мало о чем говорит, ибо жизненные пути столь выдающихся героев
неизбежно несут в себе немало общего.
Число ирландских caг и преданий, так или иначе связанных с образом
Кухулина, превышает сотню, причем многие из этих преданий существуют в
нескольких вариантах, возникновение которых объясняется тем, что они были
переведены в разное время разными книжниками.
Ахилл и Геракл были, как полагают некоторые, персонификациями Солнца,
то же самое можно сказать и о Кухулине. Многие из его атрибутов,
встречающихся в наиболее ранних преданиях, несомненно, представляют собой
солярные символы. Поначалу он казался небольшим и малозначительным, но,
когда он достиг полного расцвета своих сил, никто не мог выдержать сияния
его лица, а от тела его исходил настолько сильный жар, что на расстоянии
целых тридцати футов вокруг него таял снег. Погружаясь в ванну, которой ему
служило море, он краснел и шипел. На своих врагов он обрушивал поистине
ужасные бедствия непроницаемую мглу, ураганы, штормы и солнечные затмения. В
такое время, как гласит "Тайн Бо Куальгне" ("Похищение быка из Куальгне"),
"среди воздушных облаков, витавших над его головой, были видны ослепительно
сверкающие искры и струи пламени, взлетавшие высоко в небо от его
неукротимого гнева. Волосы его поднимались дыбом на голове, словно то были
кусты огненно-красного терновника... Толще и длиннее мачты самого огромного
корабля была огненная струя его густой крови, хлеставшая прямо вверх из
самой середины его пылающею лба, и стоило ему повернуться на четыре стороны
света, как вокруг нею возникал волшебный туман, напоминавший туманный
покров, укрывающий его обитель всякий раз, когда король на закате зимнего
дня приближайся к ней". Появление на свет столь сказочного существа,
естественно, не могло не быть столь же волшебным. Его мать, Дехтире, была
выдана замуж за одною из вождей Ольстера по имени Суалтам и восседала на
свадебном пиру. В зтот момент в ее кубок упала муха-однодневка, и невеста по
рассеянности проглотила ее вместе с вином. Вечером того же дня она впала в
глубокий сон, во время которого ей явился бог Солнца Луг и поведал ей, что
она нечаянно пpoглотила именно его и теперь он пребывает в ней. Затем он
повелел ей вместе с ее пятьюдесятью служанками следовать за ним и вскоре
превратил их всех в птиц, невидимых для простых смертных. Больше о них никто
ничего не слышал. Наконец однажды, спустя несколько месяцев, в Эмайн Махе
прямо с неба спустилась стая прекрасных птиц, и воины короля бросились
преследовать их на своих боевых колесницах.
Они гнались за птицами до самой ночи, пока не обнаружили, что находятся
в Бруг-на-Бойн, где обитали верховные боги. Воины принялись оглядываться по
сторонам, пытаясь найти себе ночлег, и неожиданно заметили и роскошный
дворец. Из дворца вышел высокий муж в богатом одеянии, приветствовал воинов
и пригласил их пойти. В главном зале дворца воины увидели красивую,
благородного вида женщину в окружении пятидесяти дев. На столах красовались
богатые яства и вина и все прочее, что необходимо для угощения гостей. Так
воины провели во дворце ночь, а около полуночи услышали во дворце плач
новорожденного ребенка. Наутро муж поведал воинам, кто он такой, и заметил,
что эта благородная женщина - не кто иная, как Дехтире, единокровная сестра
Конхобара. Затем он повелел воинам забрать ребенка с собой и отвезти его в
Ольстер. Те послушались и взяли его, а заодно и eго мать с ее пятьюдесятью
служанками. В Ольстере Дехтире наконец стала женой Суалтама, и все вожди,
богатыри, друиды, поэты и законоведы Ольстера приветствовали ее и
поздравляли с рождением столь необыкновенного ребенка. Поначалу
новорожденному дали имя Сетанта. Boт как это произошло. Еше в детстве он
превосходил силой всех подростков в Эмайн Махе, побеждая их во всех играх.
Как-то раз он играл в хэрлинг [1] одной рукой и легко обыгрывал всех своих
соперников. В это время король Конхобар со свитой из самых знатных
придворных направлялся на пир, устроенный в его честь Куланном, главным
кузнецом богатырей Ольстера. Увидев мальчика, Конхобар окликнул его,
пригласив на пир, а тот отвечал, что обязательно придет, как только кончится
игра. Когда же богатыри Ольстера вошли в зал замка Куланна, кузнец обратился
к королю с просьбой позволить ему спустить с цепи своего ужасного
сторожевого пса, силой и свирепостью превосходившего целую свору собак, и
Конхобар, забыв, что скоро в замок должен прийти и мальчик, разрешил хозяину
спустить пса. Оказавшись на свободе, пес увидел, что Сетанта приближается к
замку, и тотчас бросился на него, разинув пасть. Однако мальчик не
растерялся, запихнул в грозную пасть пса мяч для игры, а самого пса схватил
за задние лапы и с размаха ударил о камень, так что злобный зверь тотчас
испустил дух.

[1] хэрлинг - старинная ирланлская разновидность хоккея на траве (прим.
перев.)

Кузнец Куланн был страшно разгневан гибелью своего пса, ибо на всем
свете не было другого столь же верного стража, охранявшего замок и двор.
Поэтому Сетанта пообещал рассерженному кузнецу подыскать для него другую
такую же, если не лучшую, собаку, а до тех пор, пока такой не найдется, он
будет сам охранять дом Куланна, как если бы он был собакой. Вот почему он
получил второе имя - Кухулин, что означает "Пес Куланна", и друид Катбад
тотчас изрек пророчество, что со временем это имя будет на устах у всех.
Вскоре после этого Кухулин нечаянно услышал, как Катбад давал друидические
наставления, и один из учеников спросил его, для чего благоприятен
сегодняшний день. В ответ Катбад сказал, что молодой человек, впервые
взявший в руки оружие в этот день, затмит своей славой всех прочих героев,
но жизнь его окажется недолгой. Услышав это пророчество, мальчик поспешил во
дворец короля Конхобара и потребовал, чтобы ему дали оружие и колесницу.
Конхобар удивленно спросил его, кто заронил ему в голову столь дерзкую
мысль, и Кухулин отвечал, что он слышал пророчество друида Катбада. Тогда
Конхобар приказал выдать ему оружие, доспехи и колесницу вместе с колесничим
и отослал его от себя. В тот же вечер Кухулин принес королю отрубленные
головы трех грозных витязей убивших немало славных воинов Ольстера. Тогда
ему только что исполнилось семь лет.
После этой победы женщины Ольстера воспылали к Кухулину такой любовью,
что воины потребовали поскорее подыскать ему жену. Но Кухулин оказался
весьма разборчивым. Ему понравилась только Эмер, дочь Фогалла Лукавого,
самая прекрасная девушка в Ирландии, обладавшая сразу шестью дарами; даром
красоты, даром прекрасного голоса, даром нежной речи, даром искусного
вышивания, даром мудрости и даром целомудрия. Но когда он отправился к ней,
девушка лишь посмеялась над ним, ибо он был совсем еще ребенком. И тогда
Кухулин поклялся всеми богами своего народа, что он добьется, чтобы его имя
стало известным всем и каждому и чтобы о его деяниях рассказывали как о
подвигах героев, а Эмер, в свою очередь, пообещала стать его женой, если ему
удастся похитить ее из воинственного семейства ее отца. Когда Форгалл, ее
отец, узнал об обещании своей дочери, он придумал план, который должен был
раз и навсегда положить конец притязаниям Кухулина. Для этого он отправился
к королю Конхобару в Эмайн Маху. Прибыв во дворец, он притворился, будто
впервые слышит о Кухулине, и собственными глазами увидел, как тот творит
поистине удивительные дела. После этого Форгалл во всеуслышание заявил, что,
если бы только этот многообещающий юноша осмелился отправиться на остров
амазонки Скатах, лежащий к востоку от Альбы [1], и поучился бы у нее
воинскому искусству, ему не было бы равных на всем белом свете. Попасть на
остров Скатах было очень трудно, а еще труднее - вернуться с него живым, и
Форгалл отлично что, если Кухулин отправится туда, он почти наверняка найдет
там свою смерть.

[1] Благодаря созвучию названий эта мифическая страна Скатах, что
означает, "Тенистая", в старину отождествлялась с островами Скай, на высятся
горы Куиллин Пикс - немые свидетели событий, описанных в древней легенде.

После этого никакая сила не могла помешать Кухулину отправиться на
волшебный остров. Двое его друзей, Лаогхэйр Буадах, что означает "Победитель
в битве", и Коналл Кирнах, то есть Коналл Победоносный, заявили, что они
хотят отправился вместе с ним. Но затем, не успев отъехать далеко от
Ольстера, они дрогнули, испугались и вернулись обратно. Кухулин продолжал
путь в одиночестве и вскоре оказался на Равнине Неудачи, по которой
невозможно было проехать, не угодив в одно из ее бездонных болот или жидких
трясин. Размышляя, как ему быть дальше, Кухулин заметил молодого мужа,
направлявшегося к нему. Лицо незнакомца сияло как солнце [1]. Вид его вселил
в сердце Кухулина надежду и уверенность в своих силах. Между тем незнакомец
вручил ему колесо и приказал пустить его по равнине и поспешить за ним туда,
куда оно покатится. Кухулин тотчас пустил колесо, и то покатилось, сверкая
оболом, то и дело испускавшим солнечные стрелы. Жар, исходивший от колеса,
мигом высушил дорожку посреди топи и Кухулин смог безо всякой опаски пройти
по ней.

[1] Это разумеется, был не по иной, как Луг, отец Кухулина.

Миновав Равнину Неудачи и едва избавившись от злобных зверей в Лощине
Опасностей, он направился к Скальному Мосту, за которым лежала страна
Скатах. На другом 6epeгу он увидел множество сыновей знатных принцев и
вельмож Ирландии, пришедших в эти края, чтобы поучиться воинским искусствам
у самой Скатах, и они решили сыграть на зеленой лужайке в хэрлинг. Среди
юношей был и старый приятель Кухулина, Фердия, сын Фир Волга, и Даман, и они
попросили его рассказать им последние новости из Эрина. Когда Кухулин
подробно рассказал им обо всем, он в свою очередь спросил Фердию, как ему
удалось попасть в сумрачный Скатах. Дело в том, что Скальный Мост был очень
высоким и узким и пролегал над глубокой пропастью. На дне ее бурлили и
пенились волны морские, в которых плавали все возможные чудовища.- Никто из
нас не проходил по этому мосту, - отвечал Фердия, - ибо существуют два
подвига, с которыми Скатах знакомит в последнюю очередь. Один из них -
умение перескочить через мост, а другой - удар Га-Болга [1]. Дело в том, что
если кто-нибудь ступит на один конец моста, его середина приподнимается и
отбрасывает смельчака назад, а если какой-нибудь смельчак отважится
перескочить через него, он рискует сорваться и упасть в воду, где его
поджидают кровожадные чудища.

[1] Удар Га-Болга, по всей вероятности, означает "счастливое копье".
Этим смертоносным оружием Кухулину было суждено в конце концов поразить
своего друга Фердию.

Но Кухулин решил подождать до вечера, чтобы немного отдохнуть и
восстановить силы после долгого пути, а затем попытаться перебраться через
мост. Трижды он, собрав все свои силы, пытался перескочить через середину
моста, и трижды она приподнималась и отбрасывала его назад, а его товарищи,
стоя рядом, посмеивались над гордецом, не пожелавшим обратиться за помощью к
Скатах. Наконец, на четвертый раз он допрыгнул на самую середину моста, а
следующим прыжком преодолел вторую его половину и очутился перед грозной
крепостью самой Скатах. Суровая амазонка была изумлена его мужеством и
отвагой и позволила ему стать ее учеником. Кухулин провел в учении у Скатах
год и один день, легко освоив все те приемы и подвиги, которым научила его
амазонка, так что в конце концов она решила научить его владеть Га-Болгом и
даже вручила ему это сказочное копье, поскольку, по ее словам, до прихода
Кухулина она не встречала ни одного богатыря, достойного владеть им. Дело в
том, что метать Га-Болг надо было особым образом, а именно - ногой, и, когда
копье попадало в тело врага, его зазубрины проникали во все жилы и мышцы.
Пока Кухулин жил у Скатах, его самым любимым другом во всех бедах и
невзгодах был Фердия, и, перед тем как проститься, они поклялись в верности,
обещая помогать друг другу до конца своих дней.
Итак, оказавшись в Стране Теней, Кухулин узнал, что Скатах ведет войну
с подданными принцессы Аоифе, которая была самой сильной и свирепой
воительницей на свете, так что даже сама Скатах опасалась попасть ей в руки.
Отправляясь на войну, Скатах подмешала к питью Кухулина сонное зелье, так
что он не мог проснуться целых двадцать четыре часа, за которые войско
Скатах успело отойти далеко от крепости. Скатах боялась, как бы с
мальчиком-богатырем не стряслась какая-нибудь беда до тех пор, пока он не
станет взрослым воином. Однако усыпляющее зелье, которое на добрые сутки
лишило бы чувств любого другого мужчину, заставило Кухулина проспать всего
лишь час. Проснувшись, он схватил оружие и доспехи и поспешил вслед за
войском на своей колеснице и вскоре нагнал воинов Скатах. Увидев его,
Скатах, как гласит предание, грустно вздохнула, ибо она прекрасно понимала,
что ей не удастся помешать ему вступить в бой.
Когда войска сошлись на поле битвы, Кухулин и двое сыновей Скатах
совершили поистине великие подвиги, убив шестерых самых грозных богатырей
принцессы Аоифе, а после этого Аоифе послала к Скатах вестника и вызвала ее
на поединок. Но Кухулин заявил, что вместо Скатах сразиться на поле боя с
прекрасной фурией должен именно он. Еще он попросил сказать ему, что Аоифе
ценит более всего на свете. "Больше всего, - отвечала Скатах, - Аоифе любит
пару своих скакунов, колесницу да еще колесничего". После этого противники
сошлись на поле боя, и все их приемы и уловки оказались напрасными:
соперники оказались равными по силам. Наконец неожиданным ударом Аоифе
разрубила меч Кухулина до самой рукоятки. Тогда Кухулин воскликнул:
- Смотрите! Кони и колесница Аоифе упали в пропасть! - Аоифе в испуге
оглянулась, а Кухулин, воспользовавцщсь этим, подскочил к сопернице, схватил
ее за пояс, закинул себе на плечо и потащил в лагерь Скатах. Там сбросил
Аоифе наземь и приставил ей к горлу свой кинжал. Та умоляла пощадить ее, и
Кухулин обещал сохранить ей жизнь при условии, что она заключит вечный мир
со Скатах и представит залог в доказательство серьезности своих обещаний. На
том и порешили, и вскоре Кухулин и Аоифе стали не только друзьями, но и
любовниками.
Перед тем как покинуть Страну Теней, Кухулин вручил Аоифе золотое
кольцо, сказав, что, если у нее родится сын, она должна отослать его к отцу,
в Ирландию, как только он сможет надеть на палец это кольцо. А еще Кухулин
сказал: "Скажи ему, что его гейсы заключаются в том, что он не должен никому
открывать своего имени, не должен уступать дорогу никому на свете, не должен
отказываться от поединка с кем бы то ни было. А еще нареки ему имя Конла".
После этого Кухулин возвратился в Ирландию и поспешил на своей любимой
колеснице в замок Форгалла. Он преодолел тройные стены вокруг замка и убил
всех, кто пытался ему помещать. Сам Форгалл принял жестокую смерть, пытаясь
спастись oт гнева Кухулина. Наконец Кухулин отыскал Эмер, посадил ее в свою
колесницу и помчался прочь. Всякий раз, когда воины Форгалла, бросившиеся в
погоню за ним, приближались к колеснице, Кухулин тотчас разворачивался и
убивал добрую сотню преследователей, а остальных обращал в бегство. Так он
благополучно вернулся в Эмайн Маху, и они с Эмер поженились.
После этого слава о подвигах Кухулина и красоте Эмер распространилась
по всей Ирландии, так что мужи и женщины Ольстера стали наперебой приглашать
их (Кухулина - воины, а Эмер - их жены) на все пиры и праздники,
отмечавшиеся в Эмайн Махе.
Но все эти славные деяния, совершенные Кухулином прежде, не идут ни в
какое сравнение с его подвигами на великой войне, которую вся остальная
Ирландия под предводительством Эйлилла и Медб, короля и королевы Коннахта,
начала против Ольстера, чтобы завладеть Бурым Быком из Куальгне. Бык этот
был одним из двух существом поистине волшебного происхождения. Поначалу они
были свинопасами двух богов: Бодба, короля Мунстерского Сидха, и Охалл Охне,
короля Коннахтского Сидха. Будучи свинопасами, они постоянно враждовали друг
с другом. Чтобы им было удобнее враждовать и ссориться, они решили
превратиться в воронов и дрались друг с другом ровно год. Затем они
превратились в водяных чудищ, терзавших друг друга один год в Суире, а
второй - в Шенноне. Наконец они вновь приняли человеческий облик и долго
сражались, как два настоящих богатыря, а затем вдруг превратились в угрей.
Затем один из этих угрей оказался в реке Круинд в Куальгне, что в Ольстере,
где его нечаянно проглотила корова, принадлежавшая Дэйре из Куальгне. Другой
угорь очутился в ручье Уаран Гарад в Коннахте, где попал в брюхо корове из
стада королевы Медб. Обе коровы принесли телят. Так появились на свет эти
знаменитые существа - Донн Куальгне, Бурый Бык из Ольстера, и Финнбенах,
Белорогий Бык из Коннахта.
Однако Белорогий Бык оказался слишком горд и не пожелал унизиться до
того, чтобы принадлежать какой-то женщине. Он поспешил перебраться из стада
самой Медб в стадо ее супруга, Эйлилла. И когда однажды Эйлилл и Медб,
забавы ради, решили пересчитать свои владения и имущество, оказалось, что их
богатства - украшения и одежды, домашняя посуда и утварь, овцы и лошади,
свиньи и коровы - совершенно одинаковы, а вот быков Медб недосчиталась. Не
хватало одного - того самого, Белорогого, оказавшегося в стаде Эйлилла. Не
желая уступать мужу ни в чем, даже в таких пустяках, гордая королева тотчас
отправила геральдов с дарами и уверениями в дружбе к Дэйре, прося его
уступить ей Бурого Быка хотя бы на год. Дэйре охотно исполнил бы ее просьбу,
если бы его слуга случайно не услышал, как один из посланцев Медб шептал на
ухо другому, что, если Дэйре не отдаст своего Бурого Быка добром, Медб
придет и заберет его силой. Слуга поспешил рассказать обо всем Дэйре, и тот
поклялся, что королева никогда не получит его злополучного Быка. Послы
возвратились к ней ни с чем, и королева Коннахта, разгневанная этим отказом,
заявила, что в таком случае она отнимет Быка силой.
Решив выступить в поход против Ольстера, она собрала войска из всей
Ирландии и поставила во главе своей армии Фергуса Мак Рота, знаменитого
ольстерского богатыря, давно враждовавшего с королем Конхобаром. Все
рассчитывали на легкую победу, ибо воины Ольстера в то время находились во
власти волшебных чар. Дело в том, что они каждый год помногу дней кряду
страдали ужасной слабостью; это было следствием заклятия, наложенного на них
много лет тому назад некой богиней, которой один из предков Конхобара нанес
страшное оскорбление. Медб призвала Габалглину, пророчицу своего клана,
чтобы та предсказала ей победу.
- Какими ты видишь наших врагов? - спросила ее королева.
- Я вижу на них розовое. А еще - красное, - отвечала пророчица.
- Но ведь воины Ольстера сейчас не в силах подняться от слабости, -
удивилась королева. - Ну а какими же тебе видятся наши воины?
- Я вижу их розовыми. А еще - красными, - отозвалась та. Затем она
пояснила изумленной королеве, ожидавшей совсем другого предсказания: - Дело
в том, что я вижу некоего юношу, совершающего невиданные воинские подвиги,
хотя его гладкая кожа сплошь покрыта ранами. Вокруг головы героя сияние; о,
это лучи победы! Он облачен в богатые одежды, молод, скромен и прекрасен
собой, но в бою он неукротим, как дракон. По внешности и мужественным
манерам я узнаю его: это - Кухулин из Муиртумне. Каков в бою знаменитый "Пес
Куланна", я не знаю, зато отлично вижу, что все наше войско поляжет в бою от
руки этого юноши. Да, он явно собирается битву. О, он перебьет всех твоих
слуг! Сеча, которую устроит нам, запомнится людям навсегда. О, многие
женщины восплачут над телами павших от рук Пса Куланна, которого я вижу как
наяву.
Дело в том, что Кухулин по какой-то непонятной причине был единственным
мужчиной в Ольстере, на которого не действовали колдовские чары слабости, и
поэтому ему предстояло защищать Ольстер в одиночку против целого войска
королевы Медб.
Однако, несмотря на оскорбление, нанесенное ему королем Конхобаром,
Фергус по-прежнему любил свою родину. Он не захотел вероломно напасть на
богатырей Ольстера и тайно послал к ним гонца, чтобы предупредить их. И пока
герои Красной Ветви все до единого не могли подняться от слабости, Кухулин
еще издали заметил приближение армии врага.
С этого момента начинается история аристейи гэльского героя. Аристейя -
это, следуя традиционной эпической манере, череда следующих один за другим
поединков, в каждом из которых Кухулин одержал верх над своими противниками.
Воины Медб один за другим поднимали на него оружие, и никто из них не смог
устоять против Кухулина. В паузах между этими бесконечными "дуэлями" Кухулин
поражал врагов из своей пращи, убивая по сотне воинов в день. Кроме того, он
убил любимую собаку, птичку и белку и, в конце концов, навел на врагов такой
ужас, что никто из них не смел и шагу ступить из лагеря. Сама Медб чудом
осталась в живых, ибо одна из ее служанок, надевавшая на королеву сверкающую
золотую диадему, была убита камнем, выпущенным из пращи Кухулина.
Тогда великая королева решила своими собственными глазами взглянуть на
этого сказочного героя, преградившего путь всему ее войску. Она послала ему
приглашение на переговоры. Кухулин согласился, и королева, увидев юношу,
была очарована им. Она просто не могла поверить, что этот безбородый юнец,
которому не исполнилось и семнадцати лет, был тем самым героем, перебившим
ее богатырей и заставившим трепетать все ее грозное воинство. Она предложила
ему свою дружбу, всевозможные почести и обширные имения в Коннахте, если он
покинет Конхобара. Кухулин наотрез отказался, но королева настаивала,
предлагая свои условия вновь и вновь. Наконец Кухулин раздраженно заявил,
что если кто-нибудь еще хоть раз обратится к нему с подобной просьбой, пусть
пеняет сам на себя. Однако на одну уступку он все-таки пошел. Он объявил,
что готов сражаться с одним ирландским воином в день и, пока продолжается их
поединок, войско Медб может двигаться куда захочет, но, как только Кухулин
убьет очередного противника, все воины королевы должны остановиться до
следующего дня. Мебд пришлось согласиться на это, ибо она посчитала, что
пусть уж лучше погибнет один ирландский воин в день, чем целая сотня. Тогда
королева обратилась к самым знаменитым воинам, обещая им награды и почести,
если они выступят против Кухулина. В награду за голову непобедимого витязя
она обещала руку своей дочери, Финдабайр. Но, несмотря на столь заманчивые
предложения, никто из ее приближенных не посмел поднять меч на Кухулина. В
довершение всех несчастий Финдабайр, узнав, что ее каждый день предлагают в
жены очередному бойцу, умерла от стыда. Но пока Кухулин бился в этих
бесконечных поединках, Медб не теряла времени даром. Она разослала своих
людей по всему Ольстеру, и те, обшарив все закоулки, нашли Бурого Быка и
вместе с пятьюдесятью телками угнали в лагерь королевы.
Тем временем боги клана Аэс Сидх, добрые обитатели сидхов, с восторгом
следили за подвигами отважного героя, полубога-получеловека, восхищаясь его
славными победами. Его мужество вселило пылкую любовь к нему в свирепое
сердце Морриган, великой богини-воительницы. Однажды уснувшего Кухулина
разбудил оглушительный вопль, донесшийся с севера. Вскочив на ноги, он
приказал своему вознице, Лаэгу, запрячь коней в колесницу, чтобы поскорей
отправиться поглядеть, кто это кричал. Вскочив в колесницу, они поспешили в
ту сторону, откуда донесся крик, и вскоре встретили женщину на колеснице, в
которую был впряжен красный конь. У этой странной женшины были красные веки
и брови, на ней красовались богатые красные одежды и длинный огненно-красный
плащ. В руке она держала огромное серое копье. Кухулин спросил женщину, кто
она и как ее имя, и она отвечала, что она - дочь царя, что полюбила его,
пленившись слухами о его славных подвигах. В ответ Кухулин возразил, что у
него другое мнение о такой любви. Та отвечала, что всегда помогала ему во
всех его подвигах и будет помогать и впредь, на что Кухулин возразил, что не
нуждается в помощи женщины. "Ну что ж, - вздохнула женщина, - раз ты
отвергаешь мою любовь и помощь, ты заслуживаешь вражды и ненависти. Отныне в
каждом бою, в котором ты будешь сражаться, как ты это отлично умеешь, я буду
действовать против тебя в самых разных обличьях, буду всячески мешать тебе,
так что твой соперник получит преимущество над тобой". Кухулин в гневе
выхватил меч, но увидел перед собой лишь хмурую ворону, сидевшую на ветке. И
тогда он понял, что та красная женщина на колеснице, явившаяся ему, была
великая королева богов. На следующий день против Кухулина выступил воин по
имени Лох. Поначалу он отказывался сражаться с безбородым юнцом, и Кухулину
пришлось намазать подбородок черничным соком, чтобы со стороны казалось,
будто у него выросла борода. Пока Кухулин бился с Лохом, Морриган трижды
представала перед ним в разных обличьях. В первый раз она явилась в виде
телки, попытавшейся было боднуть его, затем - в виде угря, извивавшегося
между ног Кухулина, когда тот сражался стоя в воде, и, наконец, в виде
волка, собравшегося укусить его за правую руку. Однако Кухулин сломал телке
ногу, раздавил угря и выколол волку один глаз; и пока он отвлекался на это,
Лох сумел трижды ранить его. Наконец Кухулин пронзил Лоха своим не знающим
промаха копьем по прозвищу Га-Болг [1] - особой формы гарпуном, сделанным из
кости морского чудища и снабженным тридцатью зазубринами. Затем Морриган
опять явилась Кухулину в образе старухи, попросив его исцелить ее раны, ибо
никто на всем свете не мог этого сделать. И Кухулин в самом деле залечил ее
раны, после чего Морриган опять подружилась с ним и стала помогать.

[1] В другой огласовке - Га Булга (прим. перев.).

Однако постоянные сражения настолько измотали Кухулина, что ему некогда
было спать, и он лишь изредка позволял себе ненадолго задремать, положив
голову на руку, ту - на другую руку, другую руку - на копье, а копье - на
колени. Наконец, его отец, Луг Длинные Руки, сжалился над ним и явился ему в
образе высокого, стройного мужа в зеленом одеянии и шелковой, расшитой
золотыми нитями рубахе; в руках он держал черный шит и копье с пятью
наконечниками. Луг на целых три дня и три ночи погрузил сына в глубокий сон
и, пока тот отдыхал, приложил к его ранам всевозможные целебные травы
друидов, так что сын, проснувшись, обнаружил, что раны совершенно зажили, и
почувствовал себя свежим, как в самом начале войны. Кроме того, пока он
спал, целое войско юношей из Эмайн Махи, старых приятелей Кухулина,
сражалось вместо него, трижды пополняя свои ряды, но, увы, юноши все до
единого пали в бою.
На следующий день Мебд принялась уговаривать Фергуса Мак Рота,
приемного отца Кухулина, вступить в бои и сразиться с ним. Фергус отвечал,
что он никогда не будет биться со своим собственным приемным сыном. Но Медб
все упрашивала и упрашивала его, так что старый воин в конце концов
согласился выйти на поле боя, но - своего знаменитого меча.
- Фергус, отец мой, - произнес Кухулин, узнав его. - Ты очень рискуешь,
выходя в бой со мной без меча
- Даже если бы я взял меч, - отвечал тот, - и все равно не поднял бы
его на тебя.
После этих слов Фергус попросил Кухулина, ради всего того добра, что он
сделал для него в детстве, лишь притвориться, что он сражается с отцом, а
затем пуститься наутек. Кухулин отвечал, что ему очень стыдно обращаться в
бегство от кого бы то ни было. Тогда Фергус обещал Кухулину, что если тот
завтра бежит с поля боя от него, то он, Фергус, сделает то же самое, когда
только Кухулин этого пожелает. На это Кухулин согласился, ибо понимал, что
это - во благо всего Ольстера. Таким образом, они с Фергусом немного
помахали оружием для вида, и Кухулин неожиданно обратился в бегство и вскоре
скрылся из виду на глазах у изумленного войска Медб. Фергус вернулся к
своим, и королева уже больше не могла просить его сражаться с Кухулином.
Однако Медб упорно искала способ одолеть Кухулина. Договор, заключенный
между ними, предусматривал, что против него будет сражаться всего один воин
в день. Но в один из дней королева выставила против Кухулина своего
знаменитого волхва Калатина с двадцатью семью его сыновьями, заявив: "На
самом деле все они все равно что один, ибо они - порождения плоти
Калатиновой". Сыновья волхва без промаха поражали врагов своими копьями с
отравленными наконечниками, и всякий, кто получал удар таким копьем,
неизбежно умирал, если не сразу, то спустя неделю. Услышав об этом, Фергус
страшно разгневался и послал воина по имени Фиаха, такого же ольстерского
изгнанника, как и он сам, наблюдать за боем и подмечать, как он будет
протекать. Сам Фиаха не собирался принимать участие в сражении, но, когда он
увидел, что Кухулин предательски окружен целой толпой, состоявшей из
двадцати девяти врагов и силы явно неравны, он не смог удержаться. Он
поспешно выхватил меч и бросился на помощь Кухулину, и они вместе предали
смерти Калатина и всех его сыновей.
Решив прибегнуть к последнему средству одолеть Кухулина, Медб послала
за Фердией, который был великим богатырем "мужей Домну", сражавшихся на
стороне королевы в войне за право владеть Бурым Быком из Куальгне. Фердия
был приятелем Кухулина, и, кроме того, они вместе учились у Скатах, и
поэтому он не пожелал сражаться с другом. Однако упрямая Медб заявила, что,
если он не выйдет на поле боя, ее поэты напишут на него такие язвительные
сатиры, что он умрет со стыда, а его имя будет навсегда опозорено. Кроме
того, она пообещала щедро наградить Фердию, если тот победит Кухулина, и в
подтверждение своих обещаний принесла шесть страшных клятв. В конце концов
Фердии пришлось согласиться.
Увидев его, Кухулин радостно приветствовал приятеля, но Фердия объявил,
что на этот раз он пришел не как друг, а как воин, чтобы сразиться с ним. В
школе Скатах Кухулин был младшим учеником, подручным Фердии, и он умолял его
в память о старой дружбе oтказаться от боя, но Фердия просто не мог так
поступить. Наконец бой начался; противники сражались целый день, и никто из
них не мог одолеть до самою заката. Тогда они поцеловались на закате и
отправились каждый в свой лагерь. Фердия отослал Кухулину половину своих
кушаний и напитков, а тот в ответ прислал другу половину целебных трав и
притираний. Кони героев мирно паслись рядом, а возницы воинов спали у одного
костра. То же самое повторилось и на второй день. Но к концу третьего дня
друзья расстались в печали, понимая, что назавтра один из них обречен пасть
от руки друга. Поэтому кони их провели ночь уже не в одном стойле, как
прежде, а в разных, и возницы их спали у разных костров. На четвертый день
Кухулин сумел поразить Фердию своим знаменитым копьем Га-Болг, нанеся
неожиданный удар снизу. Но как только Кухулин увидел, что друг умирает,
ожесточение боя тотчас оставило его, и он поднял старого друга на руки и
перенес его через реку, на берегах которой они так долго сражались, чтобы
его мертвое тело покоилось среди героев Ольстера, а не попало к воинам
Ирландии. Затем он оплакал друга и сказал: "До прихода Фердии все эти бои
были всего лишь детской забавой и потехой... О, Фердия! Твоя смерть навсегда
покроет меня облаком скорби. Еще вчера ты был больше самой большой горы. И
вот сегодня ты меньше легкой тени".
После этого боя все чело Кухулина было покрыто ранами до такой степени,
что он не мог вынести прикосновения одежды к своей коже. Он подсунул под
одежду тоненькие ореховые прутики, а пространство между ними заполнил мягкой
травой. На его теле не осталось местечка величиной с иголку, на котором не
было бы ран, за исключением разве что левой руки, державшей щит.
Однако Суалтан, официальный отец Кухулина, узнал, как страдает его сын.
- Что я слышу? - воскликнул он. - Может раскололись небеса или шумит
бурное море, или это земля треснула от печали? А может, это вздыхает мой
сын?
Суалтам тотчас поспешил к нему и увидел, что все тело Кухулина покрыто
ранами и кровью. Однако Кухулин не позволил отцу плакать и тем более
пытаться отомстить за него.
- Лучше ступай в Эмайн Маху, - проговорил он и скажи Конхобару, что я
больше не в силах без всякой помощи защищать Ольстер от воинов всех четырех
провинций. Скажи ему, что на моем теле не осталось ни клочка кожи, которая
не была бы покрыта ранами, и что если Конхобар хочет спасти свое
королевство, пусть поспешит на помощь.
Суалтам вскочил на боевого коня Кухулина, Серого из Махи, и галопом
поскакал в Эмайн Маху. Там он трижды возгласил громким голосом: "В Ольстере
мужчины гибнут, а женщин и скот угоняют!" Дважды он не услышал в ответ ни
звука. На третий раз друид Катбад, стряхнув с себя оцепенение тяжелой
летаргии, спросил, кто это там дерзает рушить покой короля. Дрожа от
негодования, Суалтам дернул за поводья знаменитого Серого и развернул его с
такой силой, что краем своего щита коснулся собственной шеи и мигом лишился
головы. Испуганный конь помчался дальше к замку Конхобара, а голова
Суалтама, упав на землю, продолжала громко взывать: "В Ольстере мужчины
гибнут, а женщин и скот угоняют!"
Столь ужасного чуда оказалось достаточно, чтобы мужи Конхобара сбросили
оцепенение сна. Сам Конхобар поклялся грозной клятвой: "Небеса - над нами,
земля у нас под ногами, а море окружает нас со всех сторон. И пока небо не
обрушится на нас со всеми своими звездами, пока земля не поглотит нас своей
необъятной утробой, а море не затопит сушу, клянусь вернуть весь скот в
загоны и всех женщин в их дома!"
Затем он немедленно послал гонцов ко всем воинам Ольстера, и те
поспешно собрались и выступили против мужей Эрина. И закипела такая битва,
которой никогда еще не видела земля Ирландии. Удача попеременно склонялась
то на одну, то на другую сторону, пока, наконец, Кухулин не услышал шум
сражения, поднялся на ноги, превозмогая боль от ран, и ринулся в бой.
Оказавшись в самой гуще схватки, он громким голосом воззвал к Фергусу
Мак Роту, напомнив ему о данном им обещании и крикнул, что настало время
сдержать слово. И Фергус, верный своему слову, обратился в бегство. И когда
войско Медб увидело, что их предводитель покинул поле боя, все воины как
один повернулись и побежали следом за ним.
Но Донн Куальгне направился со своим войском в Коннахт, нашел быка
Эйлилла, Финнбенаха и растерзал его, отдирая мясо от костей и жилы от кожи.
Чресла его он швырнул в Атлон, а печень - в Трим. Затем он поспешно вернулся
в Куальгне и лишился рассудка, убивая каждого, кто встречался ему на пути.
Наконец сердце его лопнуло от злости, и он пал замертво.
Так окончилась эта знаменитая война, получившая звание "Тайн Бо
Куальгне", что означает "Похищение быка из Куальгне [Кули]".
Однако эти битвы, как это ни странно, - далеко не самые волшебные
подвиги Кухулина. Подобно прочим солнечным божествам и героям кельтских
мифов, он направился в мрачное царство Аида. На этот раз местом действия его
фантастических деяний стал остров под названием Дун Скайх, то есть "Город
Теней", и, хотя король этого острова и не назван по имени, есть все
основания полагать, что им был Мидхир и что Дун Скайх - это одно из названий
острова Фалга или Мэн. Эта история, изложенная поэме "Призрачная колесница",
дошла до нас в составе Книги Бурой Коровы. Она повествует о вторжении сил
света и особенно солнечных божеств в царство Аида; массу параллелей ей можно
найти в мифах бриттов (см. главу "Победы сил света над тьмой").
Те же самые непримиримые соперники сошлись подземном мире, стараясь
сокрушить друг друга. В самом центре Дун Скайх находилась яма, в которой
извивался огромный клубок змей. Не успели Кухулин и его спутники-богатыри
перебить змей, как им предстал "дом, полный гадов", которые тотчас
набросились на воинов ("...мерзкие твари с острыми клювами", - говорит
поэма), пытаясь клюнуть их своими ужасными носами. Затем вместо гадов
появились свирепые драконы. Однако герои в конце концов победили их всех, и
им досталась поистине сказочная добыча: три коровы, обладавшие волшебными
свойствами, и огромный котел, в котором никогда не переводилась пища; в
придачу ко всему котел этот был всегда полон серебром и золотом. Забрав всю
эту добычу, герои отправились домой, в Ирландию, на волшебном челноке, а
следом за ними плыли три коровы, к шеям которых были привязаны кожаные мешки
с сокровищами. Однако боги Аида подняли на море страшную бурю, которая мигом
разбила утлое суденышко богатырей Эрина, и тем пришлось добираться до родных
берегов вплавь. Здесь, как никогда прежде, и пригодилась невероятная,
сверхчеловеческая сила Кухулина. В поэме сказано, что он посадил на каждую
руку по девять спутников, тридцать воинов поместилось у него на голове, а
еще восемь плыли сами, держась за него, как за спасательный круг.
Вскоре после этого с Кухулином случилась настоящая трагедия: не узнав
своего единственного сына, он убил его. Эта история весьма распространена в
мифах арийских народов и встречается не только в гэльских преданиях, но и в
мифах германцев и персов. В этой связи надо напомнить, что Кухулин разбил
Аоифе, соперницу амазонки Скатах, своей наставницы, и потребовал от
побежденной выкупа. Затем у героя родился от Аоифе сын, которого он велел
наречь Конлой, завещав, чтобы, как только мальчик подрастет, его отправили в
Ирландию, к его настоящему отцу. Аоифе обещала так и сделать, но затем до
нее дошли слухи, что Кухулин женился на Эмер. Потеряв рассудок от гнева и
ревности, она решила послать сына, чтобы тот убил своего отца и тем самым
отомстил ему за мать. Она обучила его всем тонкостям военного искусства, так
что ему уже стало более нечему учиться у нее, и отправила его в Ирландию. На
прощание она наложила на него три гейса. Первый заключался в том, что он не
должен возвращаться назад, второй запрещал ему отказываться от вызова на
бой, а третий предписывал ему никогда не открывать своего настоящего имени.
Итак, сын прибыл в Дундилган, современный Дундалк, родину Кухулина.
Воин Коннал, вышедший встретить его, спросил, как его имя и откуда он родом.
Юноша отказался назвать себя, и это привело к стычке между ними, в которой
Коннал был обезоружен и убит. Тогда на дворе показался Кухулин, задавший
сыну тот же самый вопрос и получивший такой же ответ.
- Если бы на меня не был наложен запрет называть свое имя, - отвечал
Коннал, не знавший, что он говорит со своим собственным отцом, - на всем
свете не нашлось бы человека, которому я открыл бы его охотнее, чем тебе,
ибо мне по нраву твое лицо.
Но даже столь галантный комплимент не смог предотвратить поединок, ибо
Кухулин считал своей обязанностью покарать ослушника, не пожелавшего назвать
свое имя. Разгорелась упорная битва, и непобедимый Кухулин почувствовал
такое возбуждение, что вокруг него воссиял ослепительный "ореол героя" и
лицо его преобразилось. Увидев это, Коннал понял, кто его соперник, и
нарочно бросил копье мимо, чтобы оно не поразило отца. Но Кухулин, еще не
догадавшись, на кого он поднимает руку, уже метнул свой ужасный Га-Болг.
Умирая, Коннал все-таки открыл свое имя, и горе Кухулина, понявшего, что он
убил своего единственного сына, было настолько велико, что мужи Ольстера
стали опасаться, что он, обезумев, сокрушит все и вся вокруг себя. Они
поспешно позвали друида Катбада, чтобы тот наложил на Кухулина колдовские
чары. Катбад тотчас превратил волны морские в некое подобие войска, и
Кухулин принялся рубиться с ними, пока не обессилел и упал от изнеможения.
Описание всех прочих подвигов Кухулина заняло бы слишком много времени.
Поэтому будет лучше, если читатель (или читательница) сам обратится к этой
дивной ирландской саге и внимательно прочтет ее. А мы вкратце изложим ее
трагический финал, повествующий о смерти Кухулина.
Медб, королева Коннахта, так никогда и не простила ему, что он не
позволил ее войску разграбить Ольстер и убил множество ее приближенных и
союзников. Она тайно обратилась ко всем, чьи близкие и друзья пали от руки
Кухулина (а таких нашлось больше чем достаточно), призывая их отомстить
герою.
Кроме того, она послала трех дочерей волхва Калатина, появившихся на
свет уже после гибели их отца от руки Кухулина, на Альбу и в Вавилон, чтобы
они изучили все тонкости чародейства. Когда они возвратились в Эрин, они уже
овладели всеми тайнами магии и колдовства и с помощью волшебных заклинаний
легко могли создать илюзию сражения.
Заручившись поддержкой столь грозных союзников, Медб принялась
терпеливо дожидаться того момента, когда мужи Ольстера вновь окажутся во
власти магических чар слабости и Кухулину вновь будет неоткуда получить
помощь.
Лугайд, сын Ку Роя, короля Мунстера, убитого Кухулином из-за Блатнад,
дочери Мидхира, собрал всех славных мужей Мунстера. Эрк, отец которого также
пал от руки Кухулина, собрал мужей Мита. Король Лейнстера тоже привел свое
войско, и вся эта огромная армия во главе с Эйлиллом и Медб и героями
Коннахта опять вторглась в Ольстер и принялась грабить и разорять его.
Конхобар созвал своих верных воинов и друидов на совет, чтобы решить,
не смогут ли каким-то образом отсрочить войну до тех пор, пока не будут в
состоянии встретить врага. Он не хотел, чтобы Кухулин опять в одиночку
вступил в бой против всей остальной Ирландии, ибо понимал, что, если этот
великий герой падет в бою, с ним навсегда погибнет и надежда на процветание
Ольстера. И поэтому, когда Кухулин опять появился в Эмайн Махе, король
послал всех своих придворных красавиц, бардов, певцов и поэтов развлекать
его, стараясь отвлечь его мысли от войны до тех пор, пока воины Ольстера не
восстановят свои силы.
Но когда Кухулин сидел во "дворце солнца", беседуя с красавицами и
поэтами, на лужайке перед дворцом появились три дочери Калатина и тотчас
начали собирать травы, цветы и всякие колдовские корешки, превращая их в
мнимых воинов призрачных армий. С помощью все той же магии они сделали так,
что вокруг дворца раздавались всевозможные крики и истошные вопли, звуки
труб и звон оружия сражающихся войск, словно на лужайке шла неистовая битва.
Кухулин вскочил на ноги, весь красный от стыда, думая, что сражение
началось и давно идет без него, и поспешно выхватил свой меч, но сын Катбада
схватил его за руки. Все друиды Ольстера поспешно объяснили ему, что все эти
звуки - не более чем наваждение, вызванное колдовскими чарами дочерей
Калатина, которые хотят во что бы то ни стало погубить его. Но все их слова
оказались напрасными; это было все равно что пытаться удержать Кухулина,
когда он видел призрачные армии и слышал грохот жестокой сечи.
Тогда они решили, что будет лучше, если отослать Кухулина из Эмайн Махи
в Гленн-на-Бодхар, "Долину Мертвых", до тех пор, пока не развеются
магические чары дочерей Калатина. Долина эта обладала одним удивительным
свойством: даже если бы все мужи Ирландии одновременно закричали бы во все
горло, в ней не было бы слышно ни единого звука.
Но дочери Калатина не успокоились; они последовали за Кухулином и туда
и вновь набрали всевозможных трав, листьев и кореньев и придали им некое
подобие вооруженных воинов, так что стало казаться, будто вокруг долины не
осталось ни клочка земли, на которой бы не кипела ожесточенная битва. Кроме
того, они вызвали даже видимость зарева пожаров и жалобных криков женщин.
Все, кто слышал эти вопли, - это относилось не только к мужчинам и женщинам,
но и собакам, - буквально цепенели от ужаса.
И хотя придворные дамы и друиды тоже закричали изо всех сил, пытаясь
заглушить эти дикие вопли, им не удалось сделать так, чтобы Кухулин их не
услышал.
- Ну вот! - воскликнул он. - Я слышу, как радостно вопят воины
Ирландии, грабя нашу провинцию. Мой триумф - ничто. Вся моя слава пошла
прахом. Ольстер, мой Ольстер погиб навсегда!
- Подожди немного, - отвечал Катбад. - Это всего лишь наваждение,
магические чары, вызванные коварными дочерьми Калатина, которые хотят
заманить тебя в ловушку и погубить. Оставайся с нами и не обращай на них
внимания.
Кухулин послушался его, и дочери Калатина еще долго продолжали
сотрясать воздух ужасными воплями и шумами битвы, пока в конце концов не
устали, убедившись, друиды и придворные дамы на этот раз победили их.
Они долго не могли ничего поделать, пока одна из не приняла облик
возлюбленной Кухулина и не явилась перед ним, крича, что Дундилган сожжен,
Муиртумне разрушен, а весь Ольстер - во власти грабежа и насилия. Тогда
Кухулин вскочил, схватил свое оружие и доспехи и, несмотря ни на какие
уговоры друидов и дам, приказал Лаэгу подать колесницу.
Вокруг героя, отдавшегося власти чар, тотчас раздались вопли - еще
более печальные, чем вопли плакальщиц, звучавшие в доме Одиссея. Его
знаменитый боевой конь, Серый из Махи, не позволял запрячь себя в колесницу,
а из глаз его вместо слез катились крупные капли крови. Мать Кухулина,
Дехтире, принесли ему полный кубок вина, и вино трижды превращалось в кровь,
едва только он подносил его к губам. У первого же брода, который ему
пришлось миновать, он увидел деву из сидха, стиравшую одежду и омывавшую
доспехи, и она поведала ему, что это - одежда и доспехи Кухулина, который
скоро должен погибнуть. Затем ему встретились три старухи-ведьмы, жарившие
собаку на рябиновом вертеле; они пригласили героя присоединиться к их
трапезе. Тот отказался, ибо помнил свой гейс, запрещавший ему есть мясо
своего тезки, но ведьмы принялись стыдить и укорять его, сутея, что он ест
только за столами богачей, а гостеприимством бедных пренебрегает. Кухулин
решил отведать их угощение, и не успел он проглотить первый кусок запретного
мяса, как у него отнялась половина тела. В этот момент он увидел, что враги
приближаются на колесницах и окружают его со всех сторон.
У Кухулина было три боевых копья, и о каждом из них пророчество
предсказывало, что им будет убит король. К герою по очереди подошли три
друида, и каждый из них вопросил дать ему копье, ибо отказать друиду
считалось очень недобрым предзнаменованием. Первый из них по явился перед
ним, когда Кухулин бился с врагами, залив долину их кровью.
- Отдай мне одно из своих копий,- заявил он, - не то я опозорю тебя за
твою жадность.
- Что ж, возьми, - отозвался Кухулин. - Меня никто не собирался покрыть
позором за то, что я отказал ему в каком-нибудь даре. - С этими словами он
метнул копье в друида и убил его на месте. Но Лугайд, сын Ку Роя, дернул
копье из его раны и поразил им Лаэга. Лаэг был королем всех колесничих
Ирландии.
- Дай и мне одно из своих копий, Кухулин, - обратился к нему второй
друид.
- Оно мне самому понадобится, - возразил герой.
- Тогда я покрою несмываемый позором весь твой Ольстер, если ты не дашь
мне копья.
- Я вовсе не обязан давать больше одного дара в день, - отозвался
Кухулин, - но Ольстер никогда не будет терпеть позор из-за меня. - Сказав
это, он метнул копье во второго друида, и оно насквозь пробило ему голову.
Но Эрк, король Лейнстера, извлек копье из раны и смертельно ранил им Серого
из Махи, короля коней Ольстера.
- Дай копье и мне, - потребовал третий друид.
- Я уже отдал все, что мог, и за себя, и за Ольстер, -возразил Кухулин.
- Если ты не дашь мне его, я жестоко высмею тебя, - стоял на своем
друид.
- Хоть я уже и не вернусь домой, мне не хочется быть причиной насмешек,
- отвечал Кухулин. Он метнул свое последнее копье в просителя и убил его
наповал. Но Лугайд выдернул копье из тела друида и ударил им самого
Кухулина, нанеся ему смертельную рану.
Во время агонии умирающего героя мучила невыносимая жажда. Он обратился
к врагам с просьбой, чтобы те от пустили его к озеру: он ляжет у самой воды
и будет пить и пить, чтобы утолить свою ужасную жажду, а потом сам вернется
к ним.
- Если же я не смогу вернуться, придите и заберите меня, - проговорил
он, и те отпустили его.
Кухулин долго пил и купался в озере и наконец вышел из воды. Тут он
почувствовал, что не может больше идти, и окликнул врагов, чтобы те забрали
его. У самой воды высился стоячий камень, и Кухулин, подойдя к нему,
привязал себя к нему ремнем, чтобы умереть не лежа, а стоя, как подобает
герою. Его смертельно раненный конь, Серый из Махи, сам отправился в битву,
чтобы отомстить за Кухулина, и насмерть загрыз пятьдесят воинов, а каждым из
копыт поразил еще по тридцать врагов. Но "сияние славы" уже замерло на лице
Кухулина, и оно осталось бледным, как "свежий снег, выпавший с вечера", а на
плечо героя с криком опустился ворон.- Правду говорят, что птицы не садятся
на стоячие камни, - заметил Эрк.
И только тогда, когда стало ясно, что Кухулин мертв, враги собрались
вокруг него, и Лугайд отрубил ему голову, чтобы отвезти и показать ее Медб.
Но скоро последовала расплата: пришел Коналл Кирнах и беспощадно расправился
с убийцами Кухулина.
Так погиб величайший гэльский герой; ему было всего двадцать семь лет,
и с ним не осталось и следа от прежнего могущества Эмайн Махи и Красной
Ветви Ольстера.

Продолжение следует...
Ответить с цитированием